Онлайн книга «Уроки милосердия»
— Ты права, — бормочу я. — Я просто очень устала. — Тогда ступай домой. — Мэри смотрит на часы. — Потому что завтра, мне кажется, покупателей будет вдвое больше. Выходя из булочной и минуя человека, который снимает буханку на камеру, я понимаю, что буду искать того, кто сможет меня подменить. У нас с Адамом существует неписаная договоренность не являться друг к другу на работу. Никогда не знаешь, кто будет проходить мимо и узнает твою машину. К тому же его начальник по совместительству и отец Шэннон. Я оставляю машину за квартал от его похоронного бюро и снова вспоминаю о Джозефе. Случалось ли так, что новый знакомый тыкал в него пальцем, добродушно говорил: «Я вас откуда-то знаю…», и Джозеф тут же покрывался липким потом? Посматривал ли он в чужие окна не для того, чтобы увидеть собственное отражение, а чтобы удостовериться, что за ним никто не следит? И, разумеется, я постоянно гадаю, было ли наше знакомство чистой случайностью или же он намеренно искал такую, как я. Не просто девушку из еврейской семьи в городке, где евреев раз-два и обчелся, но человека, у которого к тому же обезображено лицо, поэтому он слишком застенчив, чтобы привлекать к себе внимание окружающих и делиться его историей. Я никогда не рассказывала Джозефу об Адаме, но неужели он разглядел во мне нечистую совесть сродни своей? К счастью, похорон сейчас не было. Бизнес у Адама стабильный: у него всегда будут клиенты, но если бы сейчас проходило отпевание, я бы не стала его беспокоить. Я посылаю Адаму сообщение, когда оказываюсь с обратной стороны похоронного бюро, возле мусорных контейнеров. «Я с тыльной стороны. Нужно поговорить». Через секунду он появляется на улице, одетый в хирургический костюм. — Сейдж, что ты здесь делаешь? — шепчет он, хотя мы на улице одни. — Роберт наверху. Робертом зовут его тестя. — У меня был просто отвратительный день, — говорю я, едва не плача. — А у меня очень много работы. Это не может подождать? — Пожалуйста, — прошу я, — пять минут! Он не успевает ответить, как в проеме двери за его спиной возникает высокий седовласый мужчина. — Адам, может, объяснишь, почему дверь в кабинет бальзамирования широко открыта, когда клиент лежит на столе? Мне казалось, ты бросил курить… — Он замечает мою половину лица а-ля картины Пикассо и выдавливает из себя улыбку. — Простите, чем могу помочь? — Папа, — говорит Адам, — это Сейдж… — Макфи, — вмешиваюсь я, становясь вполоборота, чтобы скрыть шрам. — Журналистка из «Мэн экспресс». Слишком поздно я понимаю, что название скорее похоже на название поезда, а не газеты. — Хочу написать репортаж об одном дне из жизни сотрудника похоронного бюро, — продолжаю я. Роберт недоверчиво меня разглядывает. Я по-прежнему в своей рабочей одежде: растянутой футболке, мешковатых шортах и шлепанцах. Уверена, любой уважающий себя журналист скорее умер бы, чем явился брать интервью в таком виде. — Сейдж звонила на прошлой неделе, чтобы договориться о времени, когда она сможет стать моей тенью, — врет Адам. Роберт кивает. — Разумеется, мисс Макфи. И я с удовольствием отвечу на вопросы, на которые не сможет ответить Адам. Адам заметно расслабляется. — Пойдемте? Он берет меня за предплечье и ведет в свои владения. Его прикосновение к голой коже вызывает шок. Когда он ведет меня по коридору, я дрожу. В подвале похоронной конторы очень холодно. Адам заходит в комнату справа и закрывает за нами дверь. На столе под простыней лежит обнаженная пожилая женщина. — Адам, — я с трудом сглатываю, — она… — Она не спит, — смеется он. — Сейдж, перестань. Ты же знаешь, чем я зарабатываю на жизнь. — Я не собиралась смотреть, как ты это делаешь. — Ты сама пришла сюда и назвалась журналисткой. Могла бы сказать, что ты из полиции и должна отвезти меня в участок. Здесь пахнет смертью, холодом и антисептиками. Я хочу, чтобы Адам обнял меня, но в двери есть окошко, и в любой момент мимо может пройти Роберт или кто-нибудь другой. Он медлит. — Может быть, просто будешь смотреть в другую сторону? Потому что мне действительно нужно работать, особенно в такую жару. Я киваю и отворачиваюсь к стене. Слышу, как Адам перебирает металлические инструменты, а потом что-то начинает визжать. Я держусь за историю Джозефа, как за поднятый якорь. Пока никому не хочу ее рассказывать. Но и не желаю, чтобы она укоренилась во мне. Сначала мне кажется, что Адам включил пилу, но, взглянув краешком глаза на стол, я понимаю, что он бреет мертвую женщину. — Зачем ты это делаешь? Он поворачивает ее голову, блестит лезвие электробритвы. — Всех нужно брить. Даже детей. Пушок на лице делает макияж более заметным, а люди хотят, чтобы «фото на память» — последняя фотография их родных и близких — было естественным. Меня зачаровывают его четкие движения, его оперативность. Я так мало знаю об этой стороне его жизни, а мне так хочется унести с собой каждую частичку этих воспоминаний. — А когда происходит бальзамирование? Он поднимает голову, удивленный проявленным интересом. — После того, как побреют лицо. Как только жидкость попадает в вены, тело затвердевает. — Адам прокладывает между левым глазом и веком кусочек ваты, потом кладет сверху небольшой пластмассовый колпачок, похожий на огромную контактную линзу. — Сейдж, зачем ты пришла? Не потому ведь, что испытываешь непреодолимое желание стать гробовщиком? Что случилось? — С тобой когда-нибудь делились тем, что ты предпочел бы не знать? — решаюсь я. — Чаще всего те, с кем мне приходится иметь дело, говорить не могут. — Я наблюдаю, как Адам продевает нить в кривую иглу. — Но их родственники мне столько рассказывают… Обычно то, что не успели сказать своим любимым перед их смертью. — Он протыкает иглой нижнюю челюсть под деснами и протягивает ее через верхнюю в ноздрю. — Мне кажется, я для них последний причал, понимаешь? Хранилище печали. — Адам улыбается. — Похоже на название группы гóтов, да? Игла проходит через носовую перегородку во вторую ноздрю, а потом снова в рот. — А почему ты спрашиваешь? — интересуется он. — Я беседовала с человеком, который привел меня в замешательство. Не знаю, что мне с этим делать. — Может быть, этот человек и не хочет, чтобы ты что-то делала. Может быть, ему было необходимо, чтобы его выслушали? Но все не так просто. Признания, которые Адам слышит от родственников умерших, — это сожаления о том, что они не успели сделать, а не о том, что уже сделали. Если тебе сунули гранату с выдернутой чекой, придется действовать. Нужно либо передать ее тому, кто знает, как гранату обезвредить, либо сунуть назад тому, кто выдернул чеку. Если будешь медлить, сам взлетишь на воздух. |