Книга Уроки милосердия, страница 93 – Джоди Пиколт

Весь день у меня в ушах раздавались крики младшей сестры, чья казнь была отложена. Работая в кабинете, я, конечно, слышать их не могла, но они эхом звучали в моей голове. Я вспомнила свою сестру и впервые подумала, что, возможно, Бася была права, решив избежать ужасов такого места, как это. Если знаешь, что все равно умрешь, может, лучше самой выбрать место и время, а не ждать, пока судьба ударит по тебе, как молот о наковальню? А если поступок Баси был вовсе не актом отчаяния, а последним проявлением самообладания? На прошлой неделе гауптшарфюрер решил спасти мне жизнь, но это не означает, что в следующий раз он будет так же щедр. По-настоящему рассчитывать я могу только на себя.

Я представила, что чувствовала девушка из моего блока, когда начала собирать порох для восстания. Она ничем не отличалась от Баси. Обе просто искали выход.

Я была настолько рассеяна, что гауптшарфюрер поинтересовался, не болит ли у меня голова. Голова действительно болела, но я знала, что, когда в конце рабочего дня вернусь в барак, будет еще хуже.

Оказалось, что боялась я напрасно. «Сестру» и четвертую девушку повесили на закате, перед перекличкой. Проходя мимо, я старалась не смотреть в ту сторону, но все равно слышала скрип деревянной виселицы, на которой покачивались тела — мертвые балерины, в чьих юбках пронзительно пел ветер.

Однажды ночью так похолодало, что мы проснулись, а на волосах — иней. Утром, когда раздавали паек, Blockälteste выхватила у одной женщины крошечный стаканчик кофе, выплеснула, и он на лету замерз, превратившись в огромное белое облако. Собаки, патрулирующие с немцами лагерь, скулили, поджав хвосты, и поочередно поднимали лапы, а мы стояли на перекличке, не чувствуя ни рук ни ног.

В ту неделю, когда температура упала так низко, в нашем бараке умерли двадцать две женщины. Еще четырнадцать, работая на улице, упали на землю и замерзли. Дара принесла мне из «Канады» колготы и свитер. Цены на одеяло на «черном рынке» взлетели в четыре раза.

Еще никогда я так не радовалась работе у герра Диббука, но все время помнила, что Дара рискует замерзнуть в неотапливаемых бараках «Канады». Поэтому я, как проделывала уже пару раз, когда герр гауптшарфюрер уходил обедать, напечатала на украденном бланке записку, в которой предписывалось привести заключенную А18557 к нему в кабинет. И, закутавшись в пальто, натянув шапку, рукавицы и шарф, поспешила через лагерь в «Канаду», чтобы забрать свою лучшую подругу погреться, пусть даже на пару минут.

Дара сунула мне в рукавицу припрятанный кусочек шоколада. Мы шли, прижавшись друг к другу, и молчали — разговоры отнимали слишком много сил.

Войдя в здание мы с опущенными глазами миновали охрану. Меня уже знали, и наше появление не вызвало подозрений. Подойдя к двери, я на всякий случай сначала заглянула внутрь: а вдруг гауптшарфюрер уже вернулся?

В кабинете кто-то был.

За столом гауптшарфюрера стоял сейф, где хранились деньги и драгоценности, которые находили в «Канаде», — их ежедневно отправляли из лагеря. Каждый раз, обходя «Канаду», гауптшарфюрер опустошал стоящий посреди барака ящик, куда складывали ценные вещи. Мелкие предметы, такие как банкноты, монеты, бриллианты, относили к нему в кабинет. Насколько я знала, единственным человеком, знавшим комбинацию цифр, был сам гауптшарфюрер.

Но сейчас перед открытой дверцей сейфа стоял начальник лагеря и прятал пачку денег во внутренний карман шинели.

Я видела, как расширились его глаза, когда он меня заметил.

Как будто я привидение.

Упырь.

То, что должно быть мертвым.

Видимо, он решил, что меня убили еще на прошлой неделе, когда приезжал оберфюрер из Ораниенбурга, который систематически ликвидировал всех евреев, занятых на «кабинетной» работе.

В ужасе я рванулась назад из кабинета. Нужно убираться отсюда, уводить Дару! Но даже если бы нам удалось прорваться через ограждение, скрыться не удалось бы. Я знала, что начальник лагеря вор, и, пока была жива, могла в любой момент его выдать. А значит, ему придется от меня избавиться.

— Беги! — крикнула я, когда лагерфюрер схватил меня за руку.

Дара замешкалась, и этого оказалось достаточно, чтобы эсэсовец схватил ее и втащил в кабинет.

Он закрыл за нами дверь.

— Так что ты видела? — грозно спросил он.

Я покачала головой, глядя в пол.

— Отвечай!

— Я… я ничего не видела, герр лагерфюрер.

Стоявшая рядом Дара взяла меня за руку.

Лагерфюрер заметил это. Не знаю, о чем он в тот момент подумал. Что мы что-то передаем друг другу? Что это наш тайный код и движение что-то обозначает? Или просто решил, что если он нас отпустит, то я расскажу подруге о том, что видела, и тогда его тайну будут знать уже двое?

Он выхватил пистолет из кобуры и выстрелил Даре прямо в лицо.

Она упала, продолжая сжимать мою руку. Со стены за нашими спинами дождем посыпалась штукатурка. Кровь лучшей подруги брызнула мне в лицо и на одежду. Я закричала и упала на колени, обнимая то, что осталось от Дары, и ожидая предназначенную мне пулю.

— Райнер, что здесь, ради всего святого, происходит?

Голос гауптшарфюрера доносился словно из туннеля, как будто я была обернута ватой. Я, продолжая кричать, подняла голову. Начальник лагеря схватил меня за плечо и рывком поднял на ноги.

— Я поймал этих двоих на воровстве, Франц. Хорошо, что я вовремя вошел.

Он указал на пачку денег, которую до этого прятал в карман шинели.

Гауптшарфюрер поставил на письменный стол поднос с едой и посмотрел на меня.

— Это правда?

Было понятно, что мои слова не имеют значения. Даже если гауптшарфюрер поверит мне, его брат будет неустанно следить за мной, выжидая возможности поквитаться, чтобы я не рассказала гауптшарфюреру о том, что видела.

Боже мой, Дара…

Я, рыдая, покачала головой.

— Нет, герр гауптшарфюрер.

Начальник лагеря засмеялся.

— А что ты ожидал услышать? И зачем вообще у нее спрашиваешь?

На лице гауптшарфюрера заходили желваки.

— Ты не хуже меня знаешь процедуру, — ответил он. — Узника нужно арестовать, а не расстреливать.

— И что ты сделаешь? Подашь на меня рапорт? — Когда брат промолчал, лицо начальника лагеря побагровело — таким он был, когда напивался. — Здесь я устанавливаю правила! Разве кто-то меня осудит? Эту заключенную застали за кражей имущества рейха.

Благодаря нарушению инструкции я вообще появилась в этом кабинете.

— Я остановил ее, когда она совершала преступление. Так же следует поступить с ее сообщницей, даже несмотря на то, что она твоя маленькая подстилка. — Лагерфюрер пожал плечами. — Если ты не накажешь ее сам, Франц, это сделаю я.