Онлайн книга «Пани колдунья»
|
Вот и получалось, что на завтрак собиралось не все семейство, хотя потом на чаепитии, введенном с легкой руки Валерьяна Жемчужникова, всегда можно было добрать то, к чему не поспел с утра пораньше. Чаевничать могли в любое время, исходя из настроения домочадцев. Слуги всегда готовы были подать и чай, и кое-что к чаю, не только плюшки-булочки, но и котлеты, и холодную телятину. Да мало ли что чаевники захотят? Плита вон она, под рукой. Только господа в колокольчик звякнут, повар уже нужное блюдо разогревает… Знали о том и друзья Жемчужниковых. Когда кто-то из них чувствовал голод, непременно замечал: — А не съездить ли к Жемчужниковым чаю попить? На замечание Дарьи Петровны откликнулся дворецкий. — Алексей Валерьяныч уже завтракали, — заметил он. — Небось на конюшню умчался! — досадливо вздохнула Жемчужникова; она могла бы догадаться, где младший сынок, разве не привезли им накануне нового жеребца? — Никак всю семью за столом не собрать. Пока домашние рассаживались за столом, к которому спустилась наконец и младшая дочь Ангелина, отчаянно зевающая во весь рот. Валерьян Ипполитович наскоро просмотрел утреннюю почту. — А это чье же такое? — Он с удивлением рассматривал конверт явно иностранного происхождения. — Представь, Дашенька, тебе письмо из Польши. Разве у тебя есть знакомые в Польше? Он вопросительно посмотрел на жену. Та была удивлена не менее его и некоторое время молчала, вспоминая. Потом ее лицо оживилось. — Знакомых нет, а родственники, кажется, есть. По материнской линии. Одна из кузин матушки вроде выходила замуж за поляка… Впрочем, сейчас узнаем… Она вскрыла конверт и пробежала глазами по строчкам. — Я была права — пишет двоюродная тетка. Ее сын, Станислав Поплавский, будет в Петербурге по делам и просит разрешения навестить нас… Она сделала знак дворецкому, и тот поставил на стол блюда, полные всяческих печеных деликатесов от расстегаев и кулебяк до сладких пирогов и пирожных. — У нас, оказывается, есть польский кузен, — шепнула Таша на ухо младшей сестре. Та захлопала в ладоши: — Ах, как это славно! Маменька, а сколько ему лет? — Кажется, он — ровесник Петеньки, а значит, двадцать три — двадцать четыре… Но об этом потом. Когда я ем, я глух и нем! Так всегда говорила моя гувернантка… Петр, погруженный в свои чувства и переживания, чуть было не пропустил новость, которую домашние, за исключением отца — того позвали всегдашние дела, — оживленно обсуждали после чаепития. У них, оказывается, есть некий польский кузен, который едет в Петербург. — А когда этот кузен у нас появится? — спросил он между прочим. Остальные Жемчужниковы переглянулись. — А и правда, когда? Таша схватила письмо и принялась его читать. — Здесь написано, что Станислав приедет второго или третьего апреля. Значит, завтра… — Или сегодня, — поправила сестру окончательно проснувшаяся Ангелина. — Приедет и приедет, — пробормотал Петр. — Авось не маленький, найдет дорогу. А раз уж мы пока можем лишь ожидать, предлагаю каждому заняться своими делами… Польский кузен приехал на следующий день и понравился всем, кроме Жемчужникова-старшего. Он был очень воспитан, ненавязчив, остановился в отеле и не соглашался поселиться у дальних родственников, объясняя свой отказ тем, что, как говорят в России, незваный гость хуже татарина. — Но мы же вас приглашаем. Стас, — капризно запротестовала Ангелина. — Вы нисколько нас не стесните. В праздники, спросите у мамы, у нас гости остаются человек по пятьдесят. И всем место находится. — Ты преувеличиваешь, мой ангел, — улыбнулась ее мать. — Насчет пятидесяти не скажу, а человек двадцать разместить сможем… Не настаивай, может, у Станислава свои планы имеются. Думаю, он и так понял, что двери нашего дома для него открыты. Поплавский кивнул и в знак почтения поцеловал Дарье Петровне руку. — Я очень рад, что тетушка у меня оказалась такой тонкой и деликатной женщиной! Валерьян в беседе с женой охарактеризовал его коротко: — Жуир! [13] Такой ради своей прихоти ни перед чем не остановится. Жена за родственника обиделась: — Ты, друг мой, как всегда категоричен. Видел Станислава не более получаса, а уже такие выводы делаешь! Но Валерьян не успокоился и со старшим сыном разговаривал уже с глазу на глаз. — Ты бы, сынок, прежде времени этого новоявленного родственника с невестой не знакомил. Уведет, и глазом не успеешь моргнуть. — Отец, ты говоришь о моей невесте, словно она бычок на веревочке. Лиза мне слово дала. Предлагаешь ей не верить? Как же я могу, не доверяя, жениться на ней? — Я о Елизавете Николаевне разговора не веду. Девица она нравственная, воспитания хорошего, чего бы о ней ни болтали. Я о кузене… — Станислав — хороший человек. Он понравился маме. Откровенно говоря, и мне тоже. Он — польский шляхтич, и у них тоже есть свой кодекс чести. — Мама твоя, Петруша, женщина доверчивая, потому что она весь род человеческий по себе меряет, и будучи сама честной и на редкость порядочной, зачастую видит в людях то, чего нет… Как знаешь, Петя, а только я с одним поляком на Севере сталкивался. На фактории работал. Вороватый был, не приведи господь! — А среди русских тебе вороватые не попадались? — Отчего же, попадались. Но русскую мораль мы знаем, потому и уберечься можем, а поляки — кто их разберет! Они для нас темный лес… — Отец, о чем ты говоришь! Ведь Станислав наш родственник. Уж ежели своим не верить… — Ну, гляди, я тебе свое мнение высказал, — пожал плечами Валерьян Ипполитович и отправился по своим делам. На пути его перехватила младшая дочь: — Папенька, ты обратил внимание, какая у Станислава интересная бледность? Это сейчас так модно! — А на мой взгляд, он несварением желудка страдает. Впрочем, можешь называть нездоровую бледность интересной. Твоя воля. Но для тебя, Лина, я выберу жениха розовощекого, так что не обессудь. Мне нужны внуки здоровые. — Папенька! — услышал он возмущенный голос Ангелины и довольно рассмеялся. Возможно, в другом случае Петя не взял бы с собой кузена, идя на встречу с невестой, но после нелицеприятных выражений отца в адрес Станислава он почувствовал некую вину: как мог батюшка, не зная человека, так о нем говорить! Теперь, будучи влюбленным, Петр совсем по-другому смотрел на белый свет. Он всех любил и хотел, чтобы все вокруг, как и он, были счастливы. |