Книга Последняя аристократка, страница 52 – Лариса Шкатула

— Служу Советскому Союзу! — браво козырнул Аренский, поддерживая шутку начальства, и стремительно зашагал прочь, все ускоряя шаги.

Ему было не по себе. Вроде, и просьба Юлии всего лишь рассказать Аполлону о Яне-враче не содержала в себе ничего особенного, но на душе Арнольда было погано.

Юлия нарочно не стала таить от него своих намерений. Этим она привязывала его к себе крепче, чем воры общим преступлением. Общей тайной! Самое страшное, что он никак не мог предупредить Аполлона. Тот обожествлял свою возлюбленную, которая пока и ничем себя не выдала, была постоянна и преданна.

Скажи он Аполлону о её словах, тот только посмеется. А если и не посмеется, то сделает проще: уберет Поплавского с лица земли. Благо, в зоне Ковалев — царь и бог. Из-за шлюхи подставлять под смертельный удар другого человека? К тому же, родственника Наташи. Если Арнольд и не был теперь в неё влюблен, то добрые чувства остались. Слишком много она для него в жизни сделала!

После обеда Аполлон пришел на работу несколько смущенный и даже будто виноватый.

— Знаешь, Алька, а ведь моя женушка права: я — самовлюбленный эгоист, глухарь на току, который ничего не видит и не слышит. Неблагодарный!

— Что-то вдруг тебя на самоуничижение потянуло? — удивился Арнольд.

— Права Юлия, ох, права! Много у нас власти и мало души. Уже своих самых верных и надежных товарищей не бережем и не ценим…

— Да что случилось-то?

— Хоть раз в жизни я подумал о ком-нибудь, кроме себя?

— О Юлии подумал.

— То-то и оно! А о тебе? Разве думал я о тебе?

— Кто же на мое представление рапорт писал?

— Это мне по службе положено — подчиненных в звании повышать. А то, что ты меня, можно сказать, от верной смерти спас?

— А для чего же тогда нам друзья? — Аренский никак не мог взять в толк, о чем горюет его непосредственный начальник и друг.

— Вот! О тебе, как о друге, я и не подумал. Скажи, ты очень любишь свою Виолетту?

— Очень, — хмуро ответил Арнольд и насторожился. Зачем ему Виолетта понадобилась?

— Да не зыркай ты очами, я же по-хорошему спросил… В общем, так, подбери мне дело какой-нибудь молодой бабенки из бытовых: одна, помнится, мужа своего кипятком обварила, другая топором рубанула.

— Сейчас подберу. Молодой… А поточнее возраст неизвестен?

— Известен. Лет двадцать, двадцать один.

Арнольд почувствовал, как у него задрожали колени. Неужели Юлия так быстро сдержала свое обещание?

— Нашел, что ли? — поторопил Ковалев, когда он в смятении замешкался у картотеки.

— Дело Зуевой Матрены Филипповны, — сообщил Арнольд. — Только она у нас в больнице лежит, муж-изверг, которого она топором рубанула, кажется, почки ей отбил.

— Вот и хорошо, что отбил, — задумчиво сказал Аполлон и, заметив удивленный взгляд товарища, поправился. — То есть я хочу сказать, эта кандидатура нам подходит. Теперь ты можешь поменять местами дело Румянцевой Виолетты и этой самой Матрены…

— А если она выживет? — невольно вырвалось у Арнольда.

— Делай, как я тебе говорю! — огрызнулся тот. — И вообще, раз ты такой чистюля, решай сам, кто тебе дороже — Виолетта или вот эта членовредительница?!

Он вырвал из рук Аренского дело Зуевой и швырнул на стол.

— И поторопись, пока я не передумал! — Ковалев вышел из кабинета, хлопнув дверью.

"А что я, собственно, хотел? — подумал Арнольд. — Хотел вытащить свою любимую из неволи, не замарав рук, не перепилив решетку, не убив надзирателя… Надо читать побольше приключенческих романов. Просто раньше я не давал себе труда о том подумать. Делал вид, что все хорошо вокруг меня. А ведь не в детском садике работал. Что может быть лучше — человек умирает, а благодаря его смерти спасается живой… Виолетта. Если же Матрена выживет…"

На такой случай его фантазии уже не хватало. То есть он знал, догадывался, что в таком случае может сделать Ковалев. Только вот станет ли Арнольд ему препятствовать? Не станет. И если ради Виолетты ему надо принять камень на душу, он это сделает. Не камень, глыбу, скалу, только чтобы она жила и радовалась жизни. И, конечно, ему, Арнольду…

Подлая мыслишка пробежала в его сознании, промелькнула, но саднящий след оставила: а что если и Виолетта не любит его, так же, как Юлия Аполлона, а только притворяется?!

От такой мысли становилось уж и вовсе невыносимо мерзко на душе, потому он сам себя одернул: сравнивать Юлию и Виолетту было просто-таки непорядочно по отношению к последней.

Через два дня после случившейся между товарищами не то размолвки, не то просто нечаянного всплеска раздражения Аполлон пришел на работу потерянный, чуть ли не в отчаяньи.

Он не раздеваясь тяжело упал на стул:

— Что делать, скажи, что делать, если с нею что-нибудь случится, я этого не переживу!

— А ты не мог бы подоходчивей объяснить, что тебя так обеспокоило? спросил Арнольд.

— Юлия заболела! — выпалил тот и заплакал.

И это было так непривычно, дико и даже страшно, что у Аренского в первый момент не нашлось слов, чтобы его успокоить.

Плачущий Аполлон! Несгибаемый майор, человек, при одном имени которого дрожали Соловки, плакал, как ребенок.

— Погоди, — Арнольд положил ему руку на плечо, — может, ничего страшного. Что с нею? Ты доктора вызывал?

— Вызывал.

— И что он сказал?

— Этот коновал у неё ничего не нашел. Мол, внешне здорова. А она ничего не ест. И ни на что не жалуется. Говорит, у неё ничего не болит. Она так похудела! Под глазами круги. Лежит и молчит. Я сойду с ума!

Горе Аполлона было так велико, а страдание так безмерно, что он разжалобил бы и скалу. Аренский опять подивился силе, которую имела над ним эта, по его мнению, ничтожная женщина.

Ничего не скажешь, свою партию она провела блестяще, и теперь, хочешь-не хочешь, в игру надо было вступать Арнольду.

— Наверное, ей нужен психиатр, — сказал Аренский как бы между прочим. — Насколько я знаю, у женщин психика очень уязвимая. Вроде ничего не случилось, а она может себе такого напридумывать!

— Где же я найду этого психиатра? — чуть ли не ломая руки вопрошал Аполлон, и это был, как сказал бы покойный Василий Аренский, и смех и грех!

— Кажется, ты забыл о друге, который всегда может прийти к тебе на помощь, — участливо проговорил Арнольд.

Аполлон рванулся к нему:

— Ты знаешь такого врача? Откуда?

— Изучаю бумаги осужденных, — пожал плечами Аренский. — Два дня назад с этапом к нам прибыл некий врач. Кстати, в Москве очень известный, о нем рассказывала одна моя знакомая. Зовут его Ян Поплавский…