Онлайн книга «Бойтесь напуганных женщин»
— А что, подруга, ты тут неплохо устроилась, — откинулась в кресле Надя, когда, отдав должное обеду, они перешли к легким закускам. Пересели в кресла, разложив сыр и расставив напитки на небольшом журнальном столике. — Компот, кстати, у тебя просто обалденный! — Это ежевика. — Сама делаешь? — Не просто сама делаю, а и сама собираю. Они переговаривались, будто в теннис играли: подача слева — отбили, подача справа — отбили. И ничего от разговора задушевных подруг, когда слова не надо подбирать, а разговор течет складно, плетется, как вязаное полотно. — Вот уж никогда не думала, что тебя привлечет такое невидное местечко, как этот хутор. — Поселок. — Какая разница? При ваших с Михаилом устремлениях… Он же собирался в Москву переезжать. — Нет, мы потом передумали. У нас отличный дом, у Михаила любимая работа. Хорошо там, где нас нет… Я хотела сказать — был дом. — А что, его снесли? — Нет, конечно! Просто я ушла и все оставила Михаилу… — Вот обнаружилась и между нами разница, — криво усмехнулась Надя, — ты все оставила мужу, а я все забрала с собой… Что поделаешь, non sum, qualis eram! [1] — Опять ты со своими юридическими заморочками! — Нет, правильнее сказать — это все, что я еще помню из латыни. Кто бы сейчас поверил, что у меня высшее юридическое образование? — Я верю. Ты хочешь сказать, что за полтора года в твоем выражении лица исчезли следы интеллекта? — Интеллект? А что это такое? — С тобой все ясно. В Америке он тебе не понадобился. — Не понадобился. Более того, высшее юридическое образование мне только мешало… Лучше скажи, разговор у нас пойдет начистоту или сделаем вид, что все хорошо, и кобыла не околела, и конюшня не сгорела?.. Тоня посмотрела на подругу: если так и дальше пойдет, то между ними вообще не останется ничего общего. Мало ли от чего можно отречься, но от образования? От принадлежности к определенной группе общества? — Я и забыла, Тато, тебе всегда не нравились мои попытки опроститься, говорить языком простонародья, употреблять ненормативную лексику. Тоня пожала плечами: — Пожалуй, я стала менее категоричной в этих вопросах. Хочется тебе опускаться на дно — опускайся… — Ты не права, совсем не хочется. Мне даже понравилось бы, чтобы ты, как прежде, меня поругивала и говорила афоризмами вроде: «Логанчук! Нужно усложнять, чтобы все стало проще, а не упрощать, чтобы стало сложнее!» — Запомнила? Надо же, это я тогда и в самом деле афоризмами увлекалась. Ко всякому слову цитировала. — Я отдавала должное твоим познаниям… Кстати, что это за вино? Небось из старых запасов, какое-нибудь французское, и бутылка стоит целое состояние? Неужели когда-то обе считались близкими подругами? У них обеих так много в жизни произошло, а они ведут неспешный светский разговор ни о чем! Они отдалились друг от друга, вот что. А что общее — страх? Но Надя вовсе не кажется напуганной, несмотря на свой измученный вид. А его вполне можно объяснить трудностями перелета. Через пол земного шара летела. — Это вино делает Хромой Костя. Представь, какие способности в мужике открылись! Говорит, что, наверное, всегда мечтал стать виноделом. Пока своего винограда у него нет, у других покупает. Изготавливает небольшими партиями, по шесть полулитровых бутылок. — Почему именно по шесть? — Столько получается из трехлитрового баллона, — расхохоталась Тоня. — По крайней мере он так всем говорит. Может, остальное закапывает? Надя проницательно взглянула на нее: — Ты с ним живешь? — Узнаю Надюшку. Вопросы сразу в лоб, без экивоков. Так и отвечу: нет, не живу. Как говорит сам Костя, надо же иметь хоть один дом, где я могу просто поговорить. — Неужели и не пытался? — Костя — стреляный воробей. Станет он лезть к женщине, которая не имеет к нему интереса! — А ты не имеешь? Надя взглянула лукаво, вмиг преобразившись, словно только теперь стала приходить в себя, расслабляться и расправлять сжатые кольца пружины. Если не страх ею владеет, тогда что? Откуда это напряжение? — Откровенно говоря, я наслаждаюсь свободой. — Тоня пригубила из бокала, который до того просто держала в руке. — Ты не думай, я не кокетничаю, но мне кажется, я никогда не была так счастлива, как теперь. Врет ведь! Прямо так уж и счастлива. Просто здесь в Раздольном Тоня наконец-то пришла в себя… Стоп! Это значит, раньше была не в себе? Как это объяснить: ее выгнал из дома инстинкт самосохранения или внезапное прозрение и испуг от того, что мир вокруг оказался совсем не таким, каким она раньше себе представляла? Ей потребовалось залезть в темную глубокую нору и здесь отлежаться? Как это объяснить Наде? И вообще, почему Тоня раньше разговаривала с подругой, не задумываясь о том, поймет она ее или нет, а просто чирикала о том о сем, как воробей на ветке?.. — Я помню тебя накануне свадьбы с Михаилом. Ты вся сияла, искрилась, а сейчас твои глаза скорее сонные… Сонные. Неужели это так заметно? «В той норе, во тьме печальной, гроб качается хрустальный, а в хрустальном гробе том спит царевна мертвым сном…» Антонине давно пора рассказывать эту пушкинскую сказку своим детям. — Мне хорошо, а то месяцев десять назад я так искрилась, чуть не зашкалило. — Ты разошлась с мужем? — Думаю, да. — Интересный ответ. — Просто я оставила ему заверенное нотариусом согласие на развод. Скорее всего Миша уже муж другой женщины. — И ты думаешь, здесь он тебя не найдет? Тоня пожала плечами: — Не знаю. Я наказала маме строго-настрого… Кстати, а как ты узнала, где меня искать?! — Неужели Марина Евгеньевна отказала бы мне в такой малости, как в бумажке с твоим адресом?.. — В обмен на что? — Да ладно, догадалась! Конечно, мне придется написать подробное письмо, как у тебя дела. Ты ведь не возражаешь? — Не возражаю. Тоня помрачнела. Может, и не надо ей было убегать ото всех. Но она так напугалась! Ей казалось, что живи она рядом с родителями, подвергнет и их жизнь риску. После случившегося с ней перепуга трудно было жить полноценной жизнью. Если на то пошло, Раздольный спас ее, вернул прежнее мироощущение. Поселок и Джек, с которым по вечерам они сидели на крыльце и молчали… Поймав себя на этой мысли, Тоня прыснула. — Ты чего? — удивилась Надя. |