Онлайн книга «Какого цвета ночь?»
|
— Вы помните, что с вами произошло? «Неужели со мной наконец что-то произошло?» — подумала я и свела брови, напряженно вспоминая. Но память лишь услужливо рисовала луну на коньке крыши, лиловое небо и засыпанный снегом куст калины. Я отрицательно качнула головой. — На вас напали. Вы помните лицо нападавшего? — Откуда… — ответила я и просипела через силу: — Я пока не обзавелась глазами на спине… Врач вновь склонился надо мной… Оказывается, мой крик и лай Стеффи услышали в соседнем доме. Вооружившись двустволкой, хозяин вышел на крыльцо, выстрелил в воздух и спугнул преступника, за что я была ему очень благодарна. — У вас повреждена гортань, — сказал врач. — Ничего страшного. Мы наложим вам лангетку. Через несколько минут на мою шею, которая отныне стала казаться мне такой беззащитной и хрупкой, наложили гипс. Я посмотрела на себя в зеркало и осталась довольна — казалось, что на мне надет белый свитер под самый подбородок. Правда, вращать головой я отныне не могла, зато желающие могли бы меня душить совершенно безуспешно. После этого меня отпустили с миром. Я села в милицейскую машину, и меня с помпой повезли домой, то есть домой к Чипанову. — Вы первая, кому удалось выдержать нападение Шнурка, — с уважением произнес незнакомый мне темноволосый мужчина лет тридцати, сидевший на переднем сиденье. — Это был Шнурок? — спросила я, как можно осторожнее вдыхая и выдыхая воздух. — Да, мы так его прозвали, — отозвался тот. — Работает шнурком или чем-то вроде этого. Может быть, тонкой веревкой. На вашем горле осталась четкая странгуляционная полоса. Мы ее осмотрели, она полностью совпадает со странгуляционными полосами, оставленными на телах предыдущих жертв! — Приятно слышать, — отозвалась я. — Характер направления ворсинок и узор плетения говорит о том, что… — Постойте! — перебила я его. — А где же моя папка? — Какая папка? — Ну, папка с компроматом… Протоколы слежки, кассета, мои идеи… Где она? — Она была с вами? — Естественно! Я с ней не расставалась ни на секунду! — Рядом с вашим телом ничего не было обнаружено. — Спасибо, что не сказали, что рядом с моим трупом, — мрачно пошутила я. — Может быть, кто-нибудь из ваших ребят взял? — Нет! Мне бы немедленно доложили. Я следователь. Веду это дело. — Приятно познакомиться, а я жертва… Значит, папку стащил Шнурок. Или тот, кто выдает себя за него. — Я задумалась. Потом захотела повернуть голову и посмотреть в окно, но не смогла, пришлось поворачиваться всем корпусом. Как рыцарь, закованный в латы. — Кажется, я догадываюсь, кто это… Едва милиция оставила меня в покое, я набрала номер телефона Ненашева. Шеф был дома и наслаждался семейным миром и покоем. — Можешь меня поздравить, — сказала я. — Он на меня напал. — Кто? — Шнурок! — Я лучилась гордостью. — То есть тот, кого называют Шнурком. Я же тебе говорила, что она (или он) метит в меня! Моя система подтвердилась! Один тонкий намек — и спровоцировано нападение. — Ты жива? — В голосе шефа звучала неприкрытая озабоченность. Как же, потерять единственного ценного работника в фирме — это не шутка! — А как бы иначе я тебе позвонила? Слушай, он (или она) похитил у меня папку со всеми сведениями. Она знает, что я что-то знаю! И она знает, что я знаю, что она знает! Как пить дать — еще раз попробует совершить на меня нападение! — Слушай, поберегись, а? Ты же понимаешь, это не шутка! — Какие уж тут шутки! Послушай, у меня есть один план! Я вкратце изложила суть дела. — Может, не надо? — осторожно спросил шеф. — Все-таки опасно… Пусть этим занимается милиция. Все-таки ты не профессионал… — Я не профессионал?! — произнесла я со всем сарказмом, на который была способна. — Так ты что, отказываешься? Боишься? — Я? — В голосе шефа звучала неуверенность. — Вообще-то… Но я знаю твое ослиное упрямство и знаю, что если не я, то кто же… — Тогда жду тебя завтра… И не забудь свой газовый пистолет! — О’кей, — сказал Михаил. — Буду. На следующий день я до мельчайших подробностей повторила маршрут предыдущего дня. Мою загипсованную шею изящно прикрывал пушистый платок. Для разгона я посетила местный рынок, поболталась среди торговцев. Там ввязалась в разговор двух каких-то обалдуев, которым с таинственным видом заявила, что убийцу на днях или позже схватят. И что я лично знаю, кто он, то есть она, но никому не скажу! Два подозрительных типа с опаской покосились на меня и быстро зашагали по направлению к выходу. Потом я еще чуток попетляла по городу, вступая в разговор с кем надо и с кем не надо. Заглянула к местной сплетнице номер 1, библиотекарше. С торжествующим видом сообщила, что никуда не уезжаю, потому что следствие заинтересовано в моей помощи и на сегодняшний вечер мне назначено рандеву со следователем. — Утром у них какая-то оперативка, — таинственно поведала я. — Неужели вы действительно что-то знаете? — удивилась старушка. — И очень много! — бодро ответила я. — Иногда мне даже кажется, что слишком много! Потом я позвонила Чипанову. Трубку взяла Александра. — А, это вы! — прошипела она. — Я! И причем в полном здравии, — дерзко отрапортовала я. — Слышали последние новости? Жалко, я не видела ее лица, когда рассказывала о произошедшем, зато ее голос открыл мне много. Очень много! — Его нашли? — напряженно спросила она. В голосе Александры сквозила тревога, только не знаю за кого — за собственную персону или за своего возлюбленного. — Нет! Но мы с милицией трудимся рука об руку. Скоро мы его поймаем! — И я положила трубку. Потом я наведалась в местную больничку, покрасовалась там своей гипсовой шеей, пожаловалась на то, что трудно глотать. — Пройдет! — успокоил меня доктор. — Меньше гулять по ночам надо! В довершение всего я заглянула в отделение милиции с вопросом, как дела и не нашли ли мою папку. Дела были на том же уровне, а папку не нашли. — Забегу к вам еще вечером! — пообещала я и двинулась в обратный путь. Возвращаясь, я заметила неподалеку от дома белую «семерку», припорошенную снегом, — мой верный друг уже занял свой пост. — Отлично! — прошептала я и вошла в дом. Наталья Ивановна хлопотала на кухне. — Вас вчера не было дома, — сказала я, — а меня чуть не убили! — Неужели? — вежливо осведомилась она, но ее голос не выражал ни удивления, ни сочувствия. — И кто же это был? |