
Онлайн книга «Королеву играет свита»
— Юр, да что такое говоришь! — Нина отшатнулась, бледнея. — Да как ты мог в такое поверить? Ты что мне, своей жене. Не веришь? Да? Ее глаза засверкали, сузившись от гнева. Вместо ответа, Юра отвел руку назад и неумело ударил жену по щеке. Голова с тяжелой гривой волос бессильно мотнулась в сторону, на щеке расплылось розовое горящее пятно. Нина зажала ладонью щеку и отвернулась, низко опустив голову. Ее плечи ритмично вздрагивали от рыданий. Было так тихо, что слышно было, как капала на кухне вода и кричали во дворе дети, катаясь с горки. Юра неуверенно тронул плечо жены. Она гневно отбросила его руку. — Если хочешь знать, эти слухи сам Лесовский распускает, — неожиданно произнесла она дрожащим голосом. — Он меня обхаживал, я ему от ворот поворот дала, вот он и обозлился. А я, между прочим, все время только о тебе и о Катьке думала… По ночам места себе не находила, в подушку плакала… — Что-то не верится, — усмехнулся Юра. — Ах, ты не веришь! Мне, своей жене! — вскипела Нина. — Выходит, я теперь тебе вовсе никакая не жена, если ты мне не веришь. — Ну и? — Юра вновь высокомерно скрестил руки на груди. — Тогда мне остается только… — Нина растерянно оглядела комнату. — Только забрать Катю и… уйти от тебя! Она заметалась по комнате, нервно собирая распашонки, ползунки, шапочки и швыряя их в одну огромную кучу. Катя следила за ней удивленными глазами, засовывая в рот деревянную погремушку в виде рыжего клоуна с кольцом вместо живота. — Я… Я не отдам тебе ребенка. — Юра вырвал у нее белье и швырнул его обратно на стул. — Это почему же? — Потому что ты ее первая бросила! — Я ее не бросила! Я оставила ребенка с тобой, отцом, на время съемок. А теперь ее забираю! — Нина демонстративно схватила пеленку. — Катьку я тебе не отдам! — Отдашь! — Не отдам! — Юра изо всех сил дернул пеленку к себе. Хлипкая ткань оборвалась, и спорящие разлетелись в стороны, яростно сверкая глазами. Юра опомнился первый. Он взял дочку на руки, крепко прижал к себе. Кате стало больно. Она недовольно захныкала, сопротивляясь навязчивой родительской нежности, стала выдираться. Нина швырнула рваную пеленку в угол и оскорбление стала натягивать пальто. Она медлила, подсознательно ожидая, что муж начнет умолять ее остаться. Но Юра глухо молчал, отвернувшись. Тогда Нина шагнула вперед, чтобы попрощаться с дочерью, и увидела перед собой его огромные печальные глаза, полные непролитых слез. — Знаешь, как нам было без тебя трудно? — неожиданно произнес муж хриплым голосом. Слова выходили из него трудно, точно засохшая зубная паста из тюбика. Катя глядела на мать настороженными черными глазенками, изо рта у нее текли слюни, пронзительно блестя в электрическом свете. В горле Нины застрял ком, мешая говорить. — Ма-ма! — отчетливо произнесла Катя, глядя на нее. И замолчала. Вместо ответа, Нина обхватила мужа одной рукой, прошептала пересохшими губами: — Я… Я больше никогда не оставлю вас. Никогда! Как ей хотелось самой верить в это! Глава 5 — Мам, я буду тебе деньги высылать, ты не сомневайся, — обещала Нина, стоя на платформе возле готового тронуться поезда. — На первое время хватит, а потом я еще вышлю, когда заработаю. Горестно вздохнув, мать поправила платок на чернявой, обметанной буйными кудрями голове внучки. — Ладно, проживем как-нибудь. — Она расстроенно шмыгнула носом и спросила с обидчивой дрожью в голосе: — А Юрка-то что? — Что Юрка? — Он деньги на ребенка думает высылать? Его ж ребенок! — Ой, мам, не знаю. — Нина нервно дернула плечом. — Я с ним даже не разговаривала. Вещи собрала, Катьку в охапку — и ну бежать, пока он не вернулся. Ну его! Опять начнет ныть, канючить… А то еще с кулаками бросится. Так легче. — Ну и оставила бы Катьку ему, — ворчливо проговорила мать. — Мы с твоей бабкой немолодые, чтобы дите поднимать, силы уже не те. — Ты что, мам? — взвилась Нина. — Я уже оставляла ее… Приехала, а она грязная вся, чуть не во вшах ползает. А еще мать Юркина… Знаешь, как она его против меня настраивает? — Вот пусть бы и нянчилась. — Как же, будет она! Да она из своей Калиновки на один день приедет, молока вонючего деревенского привезет, меня попилит — и обратно. У нее, мол, в колхозе дел невпроворот. Не-ет, ей я ребенка ни за что не отдам! — А может, нужно было официально оформить? — спросила мать. — Ну, алименты там, как полагается. По закону все, по справедливости. — Да какие, мам, у него алименты, а? Копейки! Стипендия — слезы одни. Я уж лучше сама заработаю. Лучше по ночам полы мыть, чем с ним жить. — Ну как знаешь, — устало выдохнула мать. Нина быстро чмокнула дочь и ласково защебетала ей: — Ты моя маленькая… Ты будешь за мамой скучать? Конечно будешь! Вот мама закончит институт и тебя заберет, обязательно заберет! Мать громко всхлипнула и приложила концы белого, с узором из мелких красных роз платка к глазам. — Ты уж, Нинка, того, — давя обильные слезы, проговорила она тонким плаксивым голосом. — Это… — Что, мам, «того, это»? — Ты с мужиками это… Поосторожнее. — Да ты что, мам? — Не мамкай мне! Слыхали мы про ваши съемки, свальный грех один… Ты себя блюди. Хватит нам уже одного, который алименты платить не хочет… — Да ты что-о, мама? — возмущенно начала было Нина, но проводница, перекрикивая вокзальный гомон зычным, хорошо поставленным голосом, возвестила: — Поезд отправляется! Пассажиры, займите свои места! Нина прыгнула в вагон, дергавшийся и скрипевший, будто грозивший развалиться. — Молока сырого ей не давай, — кричала она в открытую дверь вагона, — у нее от молока поно-ос! И конфетами больно не балу-уй! Она еще долго кричала, пока поезд, постепенно набирая ход, не ускорился и голос ее не затерялся в железном лязге отбывающего состава. — Да уж, — всхлипывая, проговорила мать, плача быстрыми стариковскими слезами. — Не дурнее некоторых… Троих детей вырастила, знаю, что делать… — Она, горестно вздыхая, опустила ребенка на землю и протяжно произнесла: — Ну что, Катька, пошли домой? Восстановившись в институте, Нина вновь поселилась в общежитии с верной Кутьковой, восторженно принявшей возвращение подруги. Лена упоенно трещала, взахлеб сообщая новости, сплетни и происшествия, которых Нина была лишена в течение полутора долгих и, как она считала, бесплодных лет. |