Книга Это случилось в полночь, страница 59 – Кейт Лондон

Его глубокий голос прозвучал чуть сдавленно, словно слова, шедшие из самой глубины его души, царапали ему горло:

– Мне очень жаль, Фейт.

– Ты мог бы и не возвращаться, Харрисон. Но ты вернулся. И ты пытаешься исправить то зло, которое ты не совершал, то, в котором не было твоей вины. Не надо. Не стоит делать это ради меня или кого-то еще. Я знаю, с каким трудом ты пытаешься справиться со всем этим и сколько ты сделал, чтобы сбылись мои мечты. Но настало время, когда должны сбываться твои мечты.

Харрисон повернулся и посмотрел на Фейт.

– Как печально, что Микаэла оказалась на той горе, что увидела Марию… такую Марию. Мне хотелось побыть с Микаэлой наедине, и вот как все обернулось.

Фейт улыбнулась и сжала его руку.

– Моя дочь из тех женщин, поймать которых трудно. Она бегает быстро.

Харрисон кивнул в знак согласия:

– Это уж точно.

– У нее сильное сердце, и она доверяет своей интуиции. Иногда мне кажется, что в ней больше от Клеопатры, чем от меня.

Инстинкт подсказывал Фейт верить биению сердца, которое она ощущала своими руками, верить в то, что ее ребенок все-таки жив. После двадцати семи лет ожидания потребуется время, чтобы привыкнуть, сказала она себе.

Фейт вдохнула утренний воздух и запах свежескошенной травы. Но что бы ни чувствовала она в душе, она должна была дать покой своей семье и Харрисону.

– Если бы тело Марии не обнаружили, я бы все еще находилась… в западне. Сейчас я знаю. Сейбл, моя маленькая девочка, должна остаться там, где папоротники роняют капли росы на ее могилку и ветры с океана раскачивают высокие деревья. Я не думаю, что будет правильно перевозить ее сюда, вновь беспокоить ее. Пришло время закончиться всему этому. Но ты по-прежнему член нашей семьи, только теперь тебе нечего опасаться. Придет день, у тебя будет ребенок, и ты принесешь его сюда, чтобы я могла подержать его на руках, правда?

Фейт коснулась волнистых темно-каштановых волос, в которых мерцали красные отсветы. У ее дочери были бы такие же волосы… Фейт сделала быстрый вдох – она понимала, что нужно продолжать жить ради тех, кто любит ее.

Выражение лица Харрисона было страдальческим.

– Не думаю, что я умею любить, Фейт. Боюсь, что мне нечего предложить.

– Ты можешь предложить себя, и этого вполне достаточно, а любить – это значит крепко обнять человека и нежно удерживать его. Как это делать, ты уже знаешь, Харрисон.

Фейт погладила его по волосам и отбросила мысли о крошечной могилке. Она прожила с Джейкобом Лэнгтри длинную, хорошую жизнь и собиралась прожить еще…

– Микаэла очень похожа на тебя. И на Джейкоба тоже, но она непреклонна в своих решениях.

– Она Лэнгтри. И характер у нее не из легких. Но вы с ней очень во многом схожи.

– Она говорит, что во мне есть женские качества, – ворчливо пробурчал Харрисон.

– В тебе они есть, и ты оскорбился точно так же, как оскорбился бы Рурк. И это был бы сущий ад, если бы я когда-нибудь сказала это Джейкобу, но он умеет слушать, он пытается понять, как и ты это делаешь. Ты сильный, смелый, преданный и честный – и именно это самое важное. Микаэла, возможно, не доверяет сейчас самой себе, но в определенном отношении тебе она доверяет, потому что в тебе есть постоянство, ты всегда был надежным и верным.

Фейт закрыла глаза, наслаждаясь приятным утром и обществом молодого человека, который пытался понять, пытался сделать все возможное в этой сложившейся непростой ситуации.

Ночью того же дня Харрисон вышел на горную просеку с поднятыми руками. Нацеленный на него ствол ружья не колебался, и суровое выражение лица Джейкоба Лэнгтри не смягчалось.

– Итак, ты знал все с самого начала, – сказал Джейкоб с первым выстрелом.

Смоляной нарост на сосне вспыхнул от выстрела. В воздухе поднялся фейерверк искр. Харрисон кивнул:

– С пятнадцати лет.

Джейкоб медленно опустил ствол ружья и присел у костра, сидя по-индейски, на пятках.

– Я бы убил его, – заявил он. – Измолотил бы его в фарш. Даже теперь мысль о том, что он прикасался к Фейт, причинял ей боль, переворачивает все мое нутро. Моя жена хотела защитить меня. Она ничего мне не рассказала, но когда я вернулся, то почувствовал, что что-то не так. В первые дни в ее глазах был страх, а ведь моя Фейт женщина не слабая. И каждый раз, когда она сжималась, уклоняясь от меня, я винил себя в том, что что-то сделал не так. – Суровый взгляд черных глаз Джейкоба был устремлен на Харрисона, буквально пригвождая его. – Ты прискакал сюда верхом в полночь. Что ж, будет негостеприимно с моей стороны не предложить тебе кофе.

Он кивком головы показал на закопченный котелок рядом с костром, и Харрисон нагнулся, чтобы налить себе кофе в глиняную кружку.

Он обратил внимание на кружку: он знал, что походное снаряжение, как правило, включает небьющуюся посуду, но Джейкобу хотелось, чтобы в его руках была вещь, сделанная женой.

– Прости, Джейкоб. Я хотел рассказать тебе.

Выражение лица Джейкоба было свирепым.

– Какого же черта не рассказал? Я как безумный прочесывал всю страну в поисках ребенка.

– Я считал, что выбор за Фейт.

– Верно, черт подери, но она мне не рассказала. И это больно. Я просмотрел папку, которую дала мне Микаэла. Думаешь, я не знаю, что ты делал все возможное, а через десять лет след уже остыл? Мальчишка, который взвалил на себя работу взрослого мужика. И как все это выглядит, по-твоему, – то, что ты не доверяешь мне? Моя дочь опасается, что я плохо с тобой обойдусь. Она пришла ко мне и установила свои правила. Как тебе это нравится?

Харрисон медленно кивнул, его поразило то, что Микаэла хочет защитить его. Никто в его жизни этого не делал.

– Это касается только нас с тобой.

– И Фейт. Каждый раз, когда она смотрит на тебя, она видит своего ребенка. Она пытается представить, как выглядела бы взрослая Сейбл. В документах на кладбище не было никакой информации о женщине, оплатившей похороны. Смотритель давно умер, и там лишь небольшая могильная плита с изображением ангела – Сейбл Кейн-Лэнгтри… проклятие! Для меня нет никакой разницы – она была и моим ребенком.

Харрисон глубоко вздохнул, пытаясь успокоиться, и какое-то время он вслушивался в звуки холодной августовской ночи, которая подавала сентябрю знак, что скоро дрожащие кленовые листья начнут пламенеть на склонах гор. Джейкоб испытывал обиду и боль, сердце Фейт истекало кровью, но Харрисону никогда не приходилось выступать в роли миротворца. И вдруг решение показалось ему удивительно легким. Возможно, потому, что оба они были очень дороги ему и так подходили друг другу. Логический выход напрашивался сам собой.

– Думаю, твоя жена сейчас нуждается в тебе. А ты сидишь здесь, как старый медведь.

Джейкоб плюнул в костер, внутри его кипела ненависть, с которой он не мог справиться. Она оставляла горький привкус.