Онлайн книга «Хельмова дюжина красавиц. Ненаследный князь»
|
— Какое, Себастьянушка? Начальство смотрело ласково. Можно сказать, с любовью… — Я не девица… …и с удивлением. Рыжеватые бровки Евстафия Елисеевича приподнялись, а следом и высокий лоб складочками пошел, и даже будто бы лысина. — Я… конечно, способен менять внешность… — Себастьян говорил медленно, и только кончик хвоста цокал по серым папочкам этак раздражающе. Но начальство раздражаться не спешило. Слушало. Благосклонно. С отеческим укором в очах. И с печалью. Тоже отеческой, надо полагать. — …но не настолько радикально! Я эту маску и полчаса не удержу. Выдохнул. Хвост убрал и взгляд долу опустил, выражая полнейшее смирение. Конкурсанткой? Да ни в жизни! — А если поможем? — поинтересовался Евстафий Елисеевич вкрадчиво. И ручки пухлые сложил на животе, не то язву прикрывая, не то просто солидности ради. — И чем же вы мне, уж простите, поможете? — Всем, Себастьянушка… видишь ли, дорогой, Старик наш очень оскорбился. Он ехал, спешил, дела позабросив, а князь возьми да и помри. Нехорошо вышло. Аврелий Яковлевич сие как личную обиду воспринял. Себастьяна передернуло. Со старейшим ведьмаком королевства Познаньского он встречался лишь единожды, и воспоминания от встречи остались не самые приятные. — Он же о тебе и вспомнил… и о той истории с душегубцем… ты ж тогда девицей прикинулся… …на свою голову, шею и кишки, которые пострадали более всего. И ладно бы только собственные. — Евстафий Елисеевич, — с должной долей почтения произнес Себастьян, верноподданнически заглядывая в светлые начальственные очи, — так я ведь только лицо менял… …и то силенок на это ушло немерено. Одно дело слегка черты подправить, нос там сделать шире или тоньше, щеки, скулы, и совсем другое — наново себя перекроить, чтоб не только мышцы, но и кости поплавило. Нет, тот свой давний опыт Себастьян вспоминал с содроганием. И не только шрам был тому виной. — Не переживай, Себастьянушка. — Рука познаньского воеводы накрыла ладонь Себастьяна, сжала крепко. — Все сделаем. Будешь ты у нас девицей-красавицей, конкуренткам на зависть. — Нет. — Да, Себастьянушка, да… — Вы смерти моей хотите?! Вырвать руку не получилось. Пухлые пальчики Евстафия Елисеевича недаром уж десятый год удерживали булаву воеводы… — Не надо упрямиться. Ты ж сам понимаешь, что выбора у тебя нету… контракт, чай, подписал? Подписал. Кровью государю служить поклялся, а теперь дуришь. — Евстафий Елисеевич! — Что, Себастьянушка? — участливо поинтересовалось начальство, руку отпуская. — Ты не горячись, родной. Сам подумай… Думал. Напряженно, так, что спина зачесалась, на сей раз не от гвоздиков, но от пробивавшихся крыльев, которые демонстрировать Евстафию Елисеевичу было не с руки. Его и так хвост нервирует. Хвост! — А… — Себастьян положил аргумент на стол, и чешуя поспешила приобрести оттенок мореного дуба. — А хвост? От него при всем моем желании избавиться не выйдет. — Что ты, дорогой, — всплеснул ручками познаньский воевода. — Хвост красоте не помеха! Под юбками спрячешь… ты убери-то, убери… Он сам сдвинул хвост, взявшись осторожно, двумя пальчиками. — Остальное я тоже под юбками спрячу? — мрачнея, поинтересовался Себастьян. Он вдруг ясно осознал, что отвертеться не выйдет. И дело даже не в самом Евстафии Елисеевиче, который, верно, осознавал, в сколь непростое положение ставит подчиненного, но в том самом высочайшем доверии, обмануть которое было невозможно. А еще в контракте, заключенном на крови уже не по надобности — родители давно смирились, — но по традиции… вот эта традиция и аукается, чтоб ей… …попробуешь отказаться — все одно заставят, но отказ припомнят, пусть и не сразу… …и не только Себастьяну… …небось Евстафий Елисеевич многим поперек горла стоит со своей принципиальностью, совестью и происхождением. Нет, сам-то он никогда не скажет, не намекнет даже; но Себастьян небось взрослый и без намеков разумеет. Познаньский воевода вздохнул и с упреком произнес: — Себастьянушка, неужто ты Старику не доверяешь? Сделает все в лучшем виде… Главное, чтобы он потом этот «лучший» вид к исходному привел. А то ведь шуточки у старого мизантропа нехорошие… — Не кручинься, Себастьянушка. Взгляни на это дело с другой стороны… — Это с какой же? — Месяц в компании первых красавиц королевства… приглядишься, а там, как знать, и жену себе подыщешь… …вот чего Себастьяну для полного счастья не хватает, так это жены. — Ты ж у нас парень видный… и девица, чай, не хуже получится… — продолжал увещевать Евстафий Елисеевич. Оставалась последняя надежда, благо кое-что о конкурсе Себастьян все же знал. Он поднялся. И обошел огромный стол. Евстафий Елисеевич наблюдал за маневрами подопечного с явною опаской, но вопросов не задавал. Себастьян же, покосившись на дверь, точно опасаясь, что признание его станет достоянием общественности — пусть сия общественность и состоит из одной лишь панны секретаря, — произнес пронзительным шепотом: — Евстафий Елисеевич, я должен вам признаться… — Он стыдливо потупился, и черные длинные ресницы затрепетали. — Есть одно… обстоятельство… которое не позволит мне… Себастьян говорил низким голосом, с придыханием. Девицы находили эту его манеру весьма волнительной, а вот познаньский воевода отчего-то густо покраснел. — При всем моем желании… служить короне… — Себастьян испустил пронзительный вздох и, наклонившись к самому уху начальства, прошептал: — Я не девственник. — Что?! Евстафий Елисеевич аж подпрыгнул. — Не девственник я, — покаянно опустил голову ненаследный князь, в данную минуту испытывавший глубочайшее и почти искреннее огорчение данным обстоятельством, — и уже давно. — Тьфу на тебя! Я уж подумал… — Познаньский воевода прижал руку к сердцу. — А он… выйдет когда-нибудь мне твое баловство боком, Себастьянушка. — Так какое баловство? Себастьян Вевельский на всякий случай отступил. — Ежели вы, Евстафий Елисеевич, запамятовали, то конкурс недаром называется «Познаньска дева». Невинность участниц проверять будут. Единорогом. Или и он при нашем ведомстве числится? Познанский воевода фыркнул и, отерев платочком высокое чело бронзового государя, медленно с явным удовольствием произнес: |