Онлайн книга «Хельмова дюжина красавиц. Ненаследный князь»
|
Боже, до чего хорошо… Жаль мало. — …и вы берете свою ковырялку… Богуслава молча протянула палочку, за которую Себастьян вывалил сто двадцать злотней, и это со скидкой. Неудивительно, что семья разоряется: при таких-то ценах. — …и смело, с соблюдением всех приличий, ковыряетесь в ухе… Себастьян содрал ботинки и, едва не постанывая от наслаждения, поскреб палочкой ступню. — Вам плохо? — заботливо осведомилась Богуслава. Хорошо… …просто-таки чудесно… Пальцы вот дергаются, но пальцы — право слово, это такая ерунда, главное, не прекращать чесать… хорошая ковырялка, стоит своих денег… и зуд расползался, выталкивая на поверхность кожи защитную чешую. Да что с ним такое? …или… Себастьян огромным усилием воли заставил себя расстаться с чудесной палочкой, предназначенной для ковыряния в ушах… — Богуслава, — он дернул плечом, пытаясь угомонить прорезавшиеся крылья, которые тоже, что характерно, зудели невыносимо, — вы ничего мне сказать не хотите? — Я… — Ресницы затрепетали, а в зеленых очах блеснула искра торжества. Да что ж им всем-то неймется?! — Я… должна вам признаться… Говорит с придыханием, ладони к груди прижала… а грудь у панночки Богуславы выдающаяся… Себастьян с трудом отвел взгляд, заставив себя смотреть не на грудь и даже не на оборочки, которыми декольте было украшено весьма щедро, но на крупные розаны. А платье-то нарочито скромное. И поза эта… не зная панночку Богуславу, можно подумать, что он, Себастьян, ввел бедную девицу в смущение превеликое. — Да, Богуслава… — С немалым трудом он заставил себя выпрямиться. Все тело горело огнем… — …я… я вас люблю… — Жаль. — Себастьян отстранился. — А я вас нет. — Что? — Не действуют на меня привороты. — Он сунул руку в подмышку и поскребся. — Ну почти не действуют… аллергия у меня на них… с почесухой. Нестандартная реакция вследствие подростковой травмы. — Аллергия? — уточнила Богуслава упавшим голосом. — Увы… …и крылья свербели просто-таки невыносимо. Себастьян ерзал, прижимаясь к слишком уж мягкой спинке дивана. — И… извините, — Богуслава изобразила почти искреннее раскаяние, — я не знала… Пожалуй, раскаивалась она исключительно в этом незнании, а отнюдь не в попытке воздействия на разум, отягощенной тем фактом, что ненаследный князь Вевельский состоял на государевой службе… — Знаете… — Знаю, — она подалась вперед, и толстая рыжая коса скатилась с плеча на грудь, — я поступила плохо! Безобразно! И нет мне прощения… но все, что я делала, исключительно из любви к вам. — Богуслава, — зуд мешал сосредоточиться, — все, что вы делали, вы делали исключительно из любви к себе. И давайте на этом остановимся? — Почему? — Потому, что я не хочу на вас жениться. — А если… — И ментальные заклинания тоже не сработают. Она рассеянно кивнула, верно, мысленно перебирая иные возможности. — Я предлагаю вам выбросить дурную идею из головы. — Себастьян поднялся и, скинув пиджак, все же позволил крыльям прорваться. — А я в свою очередь позабуду о вашем… неразумном поступке. О, местные обои с тиснением были хороши… Себастьян чесался о них, чувствуя, как сходят тонкие пласты чешуи… хороший был приворот, крепкий… …чтоб его… — Нет, — сказала Богуслава, глядя со смесью раздражения и легкой брезгливости, которую она мужественно пыталась преодолеть. Все-таки чешуйчатый супруг — не то, о чем она мечтала. …но с чешуей или без, Себастьян Вевельский был всяко милей папенькиного делового партнера, человека состоятельного, степенного и весомых, пудов этак на десять, достоинств, которые он облекал в скучнейшие черные сюртуки. Вспомнив любезного жениха, который, к слову, уже вполне себя женихом ощущал и бросал на Богуславу весьма откровенные взгляды, она поморщилась. Что за жизнь! — Да, дорогая. — Себастьян прекратил чесаться и отлип от стены. Нетопыриные крылья его растопырились, задев изящный, времен Паулюса Чужака, столик. — Смиритесь, нет у нас с вами общего будущего. И не будет. Он поднял крыло, пытаясь дотянуться острым коготком на суставе до шеи, второе же дернулось, сметая со столика фарфоровые безделушки. — Извините. — Да ничего страшного. — Богуслава пинком перевернула и ужасающего вида вазу, покатую, краснобокую, как яблоко, и расписанную золотыми птицами. Вазу, в отличие от безделушек, принесла с рынка Агнешка, не устояв перед этакою красотой… …наверняка огорчится. Но князю не выговоришь… — Итак, на чем мы остановились? — Себастьян вазу, оказавшуюся чересчур прочной, чтобы разбиться от падения, поднял и переставил от себя подальше. — Во-первых, согласитесь, мы друг другу не подходим. — Подходим, — возразила Богуслава. — Просто вы сопротивляетесь. — Привычка. …дурных привычек у него имелось немало, начиная с этой его безумной работы, которую ненаследный князь не желал оставлять. Однако Себастьян был строен, относительно хорош собой… особенно когда давал себе труд прятать хвост, и не имел обыкновения жаловаться на одышку, потницу или печеночные рези. Наверняка он не станет требовать, чтобы Богуслава питалась овсянкой, на воде сваренной, или диетическими кашками из протертых овощей, каковые готовили к визитам папенькиного партнера. Нет, из двух зол выбирают меньшее. Правда, нигде не сказано, что оно будет активное сопротивление оказывать. — Во-вторых, лично я не вижу себя человеком женатым… — Вы просто не пробовали. — Не пробовал и не хочу, — отрезал Себастьян. — И вам не советую настаивать. Богуслава, сегодня же вы сообщите папеньке, что во мне разочаровались и видеть больше не желаете. Еще чего! Папенька только рад будет. Небось мигом об обручении объявит… если не сам, то Агнешка постарается. — Богуслава… — В голосе ненаследного князя прорезались рычащие ноты. А во рту — клыки куда более внушительные, нежели прежде… эпатажно, но клыками девушку, твердо настроившуюся на замужество, не отпугнешь. — Если у вас вдруг возникнет желание… продолжить ваши алхимические экзерсисы… …чешуя исчезала, впрочем, на обоях, купленных Агнешкой, — видите ли, ее категорически не устраивали прежние: темно-синие, в узкую серебряную полоску, — остались залысины. — …то подумайте, сколь обрадуется ваш отец обвинению в государственной измене. |