
Онлайн книга «Они не поверили»
Боль в голове угомонилась, и я вернулся за стол. Мясо остыло, дразнящий ароматный запах пропал. Ирина с Дэном ушли спать, Вит с Дианой курили невдалеке. Через некоторое время ушел Клим. За столом сидели нахохлившийся Игорь и Ольга. Я поймал себя на мысли, что мне все время хочется смотреть на ее лицо, в ее глубокие синие, как безоблачное небо, глаза. Я взглянул на Ольгу: — Вина? — Только чуть-чуть. Вино принес Клим, тоже собственного приготовления. В нем нет ни капли воды, сказал он, только виноградный сок. Вино и в самом деле имело необыкновенно легкий терпкий вкус и по цвету напоминало играющий в солнечных лучах рубин. — Игорь? — Я вопросительно посмотрел на Гуфи. — Я лучше водки выпью. — Плохо не будет? Игорь надул губы и замотал головой. Я пожал плечами и плеснул ему водки. На небесной тверди заблестели первые льдинки звездочек, весело подмигивая друг другу. Ольга сделала маленький глоточек и спросила: — Дима, а ты живешь с родителями? — С матерью. Отец умер. Сердце. — Я допил пиво в стакане и наполнил его заново. Ольга растерянно заморгала глазами: — Извини, я не знала… — Ничего, — ответил я, стараясь, чтобы мой голос звучал как можно равнодушнее. Игорь настороженно следил за нашей скупой беседой, после чего поднял рюмку. — За длинноногих блондинок! — чокнулся я с ним. Ольга несмело протянула мне свой стакан, и я слегка коснулся его. — Ты имеешь в виду Диану? — с трудом выговаривая слова, спросил Игорь. — Ребята, мы идем спать! — крикнула Ди. В темноте, очертив полукруг, мелькнула ярко-красная точка выбрасываемого окурка. — Нет, Гуфи, не Диану, — вздохнул я. — Не называй меня Гуфи! — неожиданно визгливо выпалил Игорь, привстав со скамейки. — У меня есть имя, если ты еще не забыл! Я промолчал, про себя решив никогда не называть его этой глупой кличкой. Стало холодно, и Ольга надела свитер. — А у меня тоже отца нет, — вдруг упавшим голосом сказал Игорь. Мы с Ольгой озадаченно переглянулись. — А с твоим-то что? — Я подцепил кусок свинины, ставший уже почти ледяным. Игорь снял очки. — Что? — усмехнулся он, и, честно говоря, мне не понравилась его усмешка. — Мой папаша мотает срок на зоне. Не знаю, может, его и в живых уже нет. Так-то. За столом воцарилась тишина, которую нарушал лишь шелест ночных мотыльков, вьющихся у подвешенной к потолку беседки лампы, да далекий шум прибоя. Ольга собралась что-то произнести и уже открыла рот, но я положил ей руку на колено. Она покраснела (это стало заметно даже в сумерках) и смущенно убрала мою руку. Игорь начал плакать. Откровенно говоря, плачущий мужчина вызывает такое же отвращение, как и пьяная вдрызг женщина, поэтому я раздраженно попросил его не устраивать за столом всемирный потоп. — Никто из вас ни хрена не понимает. — Гуфи икнул. — Никто… — Ну-ну, хватит сопли развозить. — Я налил в рюмку еще водки и пододвинул ее к Игорю. — Никогда никому. Я не рассказывал это… — всхлипнул Гуфи. — Не знаю, может, потому что я сейчас пьян. А может, вы просто неплохие ребята, которые стараются не подкалывать меня. — Игорь сплюнул и замолчал. Пауза затягивалась, и я уже было подумал, что он передумал откровенничать перед нами, как вдруг Гуфи заговорил совершенно чужим голосом: — Как думаешь, что чувствует шестилетний ребенок, когда его отец не вылезает из зоны, а мать постоянно пьет, собирая у себя дома всякую рвань? Гуфизаерзал на лавке, словно сидел голой задницей на наждачном листе. — Ну? — мягко произнес я. — Ну?! — переспросил меня Гуфи, и глаза его сверкнули злобой. — Сортиры на вокзалах были в сто раз чище, чем наша квартира! Не было того алкаша в нашем районе, который не зашел бы к нам в гости! Но даже не это самое худшее. ОНИ ЕЕ ТРАХАЛИ! Трахали мою мать, да, они трахались, как какие-то кролики! — взвизгнул он. — А она только смеялась, когда они это делали, видела, что все это происходит на моих глазах, предлагала мне тоже попробовать… Не веря своим ушам, я ошеломленно уставился на Игоря. Ольга тоже смотрела на него во все глаза. Гуфи тем временем задрал рукава своей рубашки, и я с ужасом увидел на его предплечье несколько бесформенных рубцов бордового цвета. — Это было просто развлечение. А что? Что может быть смешнее, чем тушить сигареты, используя вместо пепельницы твою кожу? Он, видимо, не ждал наших комментариев и продолжил: — Однажды они задушили нашу кошку за то, что она сделала лужу, а кто-то из них наступил в нее. Перед этим они избили ее ногами до кровавой рвоты, а после выкинули ее в окно, как банановую кожуру. Как ты думаешь, каково это, когда тебе нечего есть и ты идешь на улицу просить еду у соседских детей, а они в ответ смеются, обзывая тебя недоношенным ублюдком, и распевают песни, что твоя мама — тупая шлюха? Ты желаешь только одного — взять топор и зарубить всех к чертям собачьим. Гуфи взял дрожащими руками рюмку и, одним махом выпив ее, поморщился. — А в один прекрасный день, — лицо его приняло жесткое выражение, — она опять напилась, после чего завалилась спать прямо на полу. Потом пришли они. Дверь была открыта, да ее никогда и не закрывали, наша квартира, если тот свинарник можно было назвать квартирой, всегда была открыта для всех, — Игорь невидяще смотрел перед собой, — я даже не уверен, был ли у нас ключ от двери. Игорь замолчал, по его лицу снова заструились слезы. — Они делали это с ней, когда она была мертвецки пьяна, когда она спала, делали при мне, понимаете?! Хоть убей меня, но я не могу понять, как можно спать и храпеть, когда тебя дрючат во все мыслимые и немыслимые дыры?! А когда она проснулась, они стали требовать у нее деньги, а откуда у нас тогда были деньги? Мать перезанимала их у кого только можно… Мы молчали. В подобных случаях человека нельзя перебивать или останавливать, иначе он снова замкнется в себе, словно улитка в своем домике, ему необходимо выдавить из себя все тяжелые воспоминания, как выдавливают застарелый гнойник. Любое сказанное слово, даже успокаивающее, будет лишним. Ольга вздохнула. — …тогда они стали ее бить. Били долго. — Слова Игорю давались с большим трудом. — А она только мычала и звала отца, а потом меня. Вспомнила… — горько произнес он и потянулся за бутылкой. Ольга неуверенным движением хотела ее убрать, но я мягко остановил ее. |