Онлайн книга «Гнев Новороссии»
– Эй, боец! Иди сюда, я не кусаюсь. Продезинфицируй руки, будешь помогать. Капельницу поставить можешь? – Так, можу… – Давай, быстрее! Дима – наркоз раненому. И подключи его к портативному кардиомонитору. У него на камуфляже я видел бирку: вторая группа, «плюс». Приготовь два флакона цельной крови. У первого солдата, которого положили на импровизированный операционный стол, состояние было критическим: разрыв селезенки и внутреннее кровотечение. – Твою же мать! Нужно делать спленэктомию [41] , иначе он минут за двадцать загнется от внутреннего кровотечения. Селезенка, в отличие от других, орган паренхиматозный и внутри не имеет четкой структуры. И вместе с тем именно она является одним из кроветворных органов. Для пациента и для хирургов такой расклад был очень хреновым. Проводить довольно сложную хирургическую операцию в таких адовых антисанитарных условиях, на разгромленном блокпосту… Это безумие! Однако дороги до госпиталя с ухабами и полузасыпанными воронками от снарядов он бы не вынес. И только так можно дать раненому призрачный шанс на выживание. На войне выбирать не приходится… Вскрыли брюшную полость, Дима крючками растянул и зафиксировал операционную рану. Селезенка напоминала кровавую кашу. – Нужно осушить рану и наложить лигатуры на кровеносные сосуды. – Убираю кровь. – Давай «москиты». Хирург и его ассистент работали практически на ощупь. Захватили сосуды, поставили на них кровеостанавливающие зажимы. Потом стали накладывать лигатуры. – Дима – электрокоагулятор. – Возьми. – Скальпель. Константин Новиков выполнил ампутацию разорванной селезенки, вытащил осколки, промыл и ушил рану. Вместе с военфельдшером они работали максимально быстро, чтобы не допустить еще большей кровопотери. Между тем флакон с цельной кровью почти закончился, пока они оперировали. – Боец, замени на флакон с реаполиглюкином [42] . И дексаметазон внутривенно – четыре «кубика». Дима, сможешь дошить без меня? – Справлюсь, – кивнул военфельдшер. – И срочно отправляй его в госпиталь, состояние у раненого все еще очень тяжелое. Следующий раненый был «попроще»: проникающее ранение в грудную клетку. Но, слава богу, ни легкие, ни сердце оказались не задеты. Военврач приступил к хирургической обработке раны. Осколки со звоном падали в подставленное оцинкованное ведро. Константин Новиков промыл рану и стал накладывать швы, работал он быстро и расчетливо, он понимал, что переделывать времени не хватит. – Боец, держи флакон повыше, – по прозрачной трубке в кровеносное русло раненого через «Венфлон» по каплям поступала жизнь. – Все, этого уносите, вроде бы должен выкарабкаться. На всякий случай Константин Новиков ввел довольно значительную дозу антибиотика широкого спектра действия через специальную мембрану универсального венозного катетера. Эти двое были самыми тяжелыми, в остальных случаях требовалась только первичная хирургическая обработка ран. После раненых настал черед убитых. Тела погибших украинских военных, перед тем как загрузить в кузов «КамАЗа», подробно фотографировали и вносили в специальный список, который сверяли обе стороны. Это было необходимо, чтобы впоследствии передать тела погибших противнику. Когда со скорбным ритуалом было покончено, медицинские джипы и грузовик с телами погибших отправились в Ленинскую больницу Славянска. * * * Очередной вызов поднял старшего лейтенанта Новикова с постели в два часа ночи. – Какого… Виноват, товарищ подполковник медицинской службы… В чем дело? – Костя стоял перед командиром, пошатываясь. Он изо всех сил старался держать глаза открытыми. Но после очередных слов отца-командира глаза его подчиненного распахнулись, как у персонажа мультфильма-аниме. – Что?!! Опять спасать украинских военных? У них что, на всю Хохляндию уже ни одного госпиталя не осталось?!! – Там – исключительный случай. Боевики «Правого сектора» расстреляли военных за отказ открывать огонь по мирным жителям. Но трое из них все же выжили. Они сейчас у ополченцев – на блокпосту у Черевковки. Им срочно нужна квалифицированная помощь, выезжай. – Понял, Юрий Гаврилович. Сейчас соберу ребят. Два джипа перемахнули через мост над речкой Казенный Торец и свернули на разбитую дорогу, ведущую к Черевковке. На блокпосту русских врачей уже ждали, часовой с РПК на ремне через плечо дважды мигнул фонариком, приказывая остановиться. К головному джипу «Тигр» подошел боец с сумкой с красным крестом и невысокий кряжистый мужик в выцветшем камуфляже по прозвищу Кузнец – это был командир блокпоста. – Они там, трое раненых. Выглядят так, словно бы восстали из ада. Да так оно и есть. – Пойдемте, поглядим, – ответил старший лейтенант медицинской службы. Это действительно было страшное зрелище. На матрасах лежали настоящие мумии! Лица, почерневшие от того ужаса, что пришлось пережить, глаза абсолютно пусты, с застывшей на дне черной тоской – той, что толкает в петлю или виском на дуло пистолета. Двое были в лохмотьях камуфляжа, а еще один – в изорванной черной форме со стилизованным трезубцем на рукаве. Этот выглядел более-менее сносно. Но вот состояние двух других было близким к кататонии [43] . Константин Новиков, не мешкая, приступил к оказанию помощи, проверил общее состояние и занялся ранами «выходцев с того света». У одного была прострелена грудь, у другого смертоносный кусочек свинца застрял в плече. Военврач проверил правильность наложения повязок и остался доволен качеством обработки ран. В полевых условиях лучше сделать было нельзя. Это он и сказал санинструктору и командиру блокпоста. Осмотрев раны телесные, русский военврач занялся утолением душевной боли пострадавших. Вколол необходимые препараты-нейролептики, поставил внутривенный катетер «Венфлон» и подключил капельницу с физраствором и глюкозой. Жизнь едва теплилась в телах под рваным камуфляжем с сине-желтыми нашивками. – Черт побери, здесь ведь нужен психиатр! Ну, ничего, вот доставим вас в госпиталь, там вам помогут… – Доктор, мне нужно, чтобы вы записали мои показания, – обратился третий пострадавший, в изорванном черном обмундировании. – Подожди, сначала обработаю твои раны и вколю противошоковое… – Нет! От лекарств я «отключусь»! Сначала запишите мои показания, прошу. Это – моя исповедь… |