Онлайн книга «Темные звезды»
|
— Свистни наших — представление пропустят! — Слышите? Поют, что ли? — А какой сегодня праздник? Там, через две решетки и аллею, мелькали розовые ноги, белые сорочки, брызгал смех. Оттуда неслись задорные выкрики: — Куда глядишь, зенки нахальные? — Мал еще глазеть! Приснюсь, родимчик будет! — Подсадите мелкого, ему не видно! Пареньки терлись о прутья решетки, щелкали языками: — Иий-ех, картинка! — Айда к нам, в догонялки сыграем! — Эй, Вишня! Портки сзади лопнули! — Умри, Табак! — Повернувшись к ним, названная Вишня смело вздернула на животе сорочку, а подружки за спиной, перемигнувшись, дружно потянули ее шаровары вниз. Как в песне: «И предстала перед ним». Визгу было! А за аллеей вопили: «Уррра!», молотя ладонями по прутьям. На шум выбежала наконец наставница: — Безобразницы, что вы себе позволяете, мигом все в корпус! — А-а-а, они из-за забора дразнятся! — А сами — зачем выставились?! Коридор сиял чистотой, певицы забились в келью Ветки, а дежурная дама выносила приговор за озорство: — Все, кто кривлялся у ограды, останутся без ужина. Если не назовете зачинщиц, то и без завтрака. Выдавать своих позорно, а самим назваться — нужна смелость. Конечно, вперед выступила Косточка, потому что главная, за ней Вишня, поскольку не отвертишься, а для священного числа и Лара. Открылся карцер — унылое место. — Здорово повеселились. — Ага, ты видела, как Табак челюсть отвесил? — Ну еще бы. В бане не мылся, пупка не видал… Вы с Лаской хорошо придумали — мыть с песней, — улыбнулась Ларе Косточка. — Теперь вы под общей крышей. Шли дни, сменялись недели. Месяц полевик закончился, начался липец. Учебный год клонился к завершению, близилась урожайная вакация, когда многие отправятся домой. В Гестеле появились мастеровые в картузах, в просторных серых блузах, с трубками в зубах, инженеры в форменных кителях и фуражках. За Пастырским садом шла спешная стройка — ставили движок внешнего сгорания для электростанции. Через ворота то и дело въезжали ломовые полки, запряженные тройками тяжеловозов, двухтрубные тягачи с прицепами — везли ящики, известку, камень, черепицу и кирпич. Толки роились как мухи: — Тюремный корпус отстраивают. — А где он такой? — интересовалась Лара. — За Мертвым садом, там монахов хоронили. Они встают ночами и в кладбищенской часовне служат… Правда, я сама видела! Идут вереницей, в руках свечи, лица белые-белые, одни кости… — У дворянок наставница новая — жуть! Иноверка, курит как паровик, а ругается — говорят, заслушаешься. За обедом спросила: «А выпить? Что, здесь даже пива не дают?» — А лунатичка Лис — дочь Бертона! Вселилась со служанкой, вроде белой вейки — в ошейнике. Та спит на полу, у кровати. — В тюремном корпусе бригада день и ночь орудует. Будет новая лаборатория — сторож сказал по секрету, за две папиросы. К бывшей монастырской тюрьме, где в старину держали нарушителей церковного устава и еретиков, возили оборудование, катушки электрического кабеля, а кругом высился свежий забор — не подглядишь. — Ловкач Гуди туда сунулся — уж на что вор, и то поймали, накостыляли по шее. У мастеровых рука тяжелая. — Страх какой! На кладбище святых сестер что завелось!.. Прямо среди дня — мы с Ниткой зашли положить по цветку на могилы… — Скажи лучше — с Табаком встретиться. — …а из кустов свинья как выглянет! И человечьим голосом нам говорит: «Дай кусь!» Мы без памяти бежали, ног не чуя. Наверно, оборотень! — Нет, это дух монашки. Ее заживо замуровали — согрешила с кавалером. Дух голодный, ясно? Надо отнести туда пирог от ужина. — Тебе охота призраков кормить? Сама и неси! С пирогом вместе в склеп утащат… — Возрадуемся, дети мои! — возгласил после литургии Отец Конь. — Несмотря на звездную войну и дефицит бюджета, его сиятельство добился для Гестеля больших ассигнований! В честь этого события назначен благодарственный молебен. Спевка хористов — после ужина. Шельма звала Ласку к себе: — Иди, у нас лучше будет! — Спасибо, нет, я с Ласточкой. Кроме уроков вещания они встречались в лазарете, куда Хайта водила тайком Пату на поводке. Шельма, тертая жизнью, быстро привыкла к процедурам, а Ласка, слава богу, не видела, как выглядит лечебное животное. Гладила и дивилась: — Ой, сколько ножек! Она из заморской страны? — Издали, — уклончиво отвечала Хайта. — Долго ехал! — Мама, тяа? — Она говорящая! как здорово! А что она еще умеет? — Всякое разное. Лучше всех умеет кусь и грызь. — Скажи: «Пата». — Я! Пата, я! Под неутомимым длинным языком и вязкой серой слюной рубцы Ласки отступали, замещались гладкой кожей. Края кривых слезящихся щелей превращались в веки, появились брови и ресницы, но глаза оставались молочными бельмами в красных прожилках. Шельма изучала себя в зеркале: — Хм, желтуха как будто спадает. Хотя наверняка не скажешь… Она хитрила, чтобы заплатить поменьше. Но здоровье трудно скрыть — лицо посвежело, кожа расправилась, даже седые волоски растаяли в прическе, к волосам вернулся блеск. Впору снова замуж выйти. — Лизь, лизь — сорок унция, — скромно пропела Хайта, тоже следившая, как хорошеет рыжая наставница. — Золотая моя, что так дорого? — Похороны — тридцать унция. Красный гроб, поющий поп. Сады Гестеля порой казались Ларе бесподобными, а иногда — стенами, в которых бился ее голос, не находя выхода. На занятиях — хоть с Шельмой, хоть с Отцом Конем, хоть с кем, — одни обручи, никаких шлемов! Дальнее вещание — для тех, кто прошел курс науки, сдал экзамен. Передавать вести по цепочке обручей — значит, раскрыть свои чувства четырем-пяти посредникам, которых ты не знаешь. Старшим вроде Косточки довериться опасно — вдруг разболтают? В девчонках чужие секреты плохо держатся… А так хотелось крикнуть в эфир: «Огонек! где ты?!» Прямо хоть крадись к движку внешнего сгорания или генератору электростанции, чтобы прижаться лбом! ДВС не заземлен — стоит на каучуковых подушках, чтоб не трясся… Подкатила к Безуминке: — Бези, лапушка, найди его! Та отвела в сторонку, взяла за плечи: — Ласточка, на гигаине было проще, там половина вещания — треп. В прямом эфире слухачей навалом. Кроме дежурных, сидит группа на прослушке нелегалов. Еле-еле не по службе перемолвишься. К тому же я с батальонными мало знакома — кому верить?.. Одно скажу — Удавчик в деле, в каком-то ведомстве, но не у Бертона. |