
Онлайн книга «Броня. "Этот поезд в огне..."»
– Пчелинцев. – А ПНШ? – Майор Осипов. – Верно. Я с Пчелинцевым в одном училище учился. Звонил я ему, он хорошо о тебе отзыва– ется. Сергей смекнул, что Лебедев его проверяет. Да и то – из вражеского тыла прибыл. Фото в документах его, своих командиров знает – но ведь немцы и перевербовать могли. К вернувшимся из вражеского тыла полного доверия не было. Проверяли, иной раз долго, ответственных заданий поперва не давали. Потом Лебедев стал дотошно расспрашивать Сергея о службе в полиции – кого из начальства он знает, с кем встречался, как выглядит и что сам делал? Сергей отвечал обстоятельно, не упуская деталей, некоторые моменты старлей старательно записывал. Допрос длился долго, часов шесть – семь. Сергей уже устал, некоторые вопросы Лебедев задавал по два-три раза. Потом старлей потер ладонями лицо: – Устал я, не выспался. Интересного немца ты доставил. Только зря по башке так сильно ударил, сотрясение мозга у него. – Я же его не из теплой постели взял – на акции. Могли и шлепнуть, он убегал. – Знаю, он все рассказал. С ним еще работать и работать. Ладно, отдыхай пока. – А сколько? В роту, к своим хочу. – Нет в армии слова «хочу», куда пошлют, туда и пойдешь служить. Тем боле что от твоего прежнего взвода никого не осталось. – Что, всех?! – Сергей был шокирован. Старлей пожал плечами: – Пчела так сказал. – Мне бы переодеться в нашу форму, а то во вражеской стремно – я же у своих. – Смотря кого ты считаешь своими. Сейчас обедать принесут. Старлей ушел, а Сергей стал размышлять над его словами. Что имел в виду старлей? Намекал, что он предатель? Сергея вначале в холодный пот бросило от такого подозрения, но потом он успокоился. Никаких грехов он за собой не знал, а если и найдутся мнимые прегрешения, дальше штрафбата не пошлют. Ничего, и там люди выживают. Вот у них в разведроте сколько штрафников было? И все воевали достойно. Лечь на нары было невозможно, на день их поднимали и приковывали к стене, и потому Сергей посидел на стуле, приколоченном к полу. Еще удивился – зачем? Уже после ему объяснили – чтобы арестованный этим стулом следователя не ударил, раньше такое бывало. Солдат принес обед – суп, макароны по-флотски, хлеб и чай. Давненько Сергей супчика не ел. У партизан не до разносолов было, иногда проблемой было вообще хоть что-нибудь поесть. Сергей пробовал заговорить с бойцом, и даже не о себе, а о положении на фронте, но солдат, имея на этот случай инструкции, в разговоры не вступал. Три дня Сергей просидел в своей камере. Ни Лебедев, ни кто другой к нему не приходили. Тяжко было сидеть в одиночке, не зная своей судьбы, и Сергей уже проклинал тот час, когда он согласился остаться в отряде – служил бы себе в разведроте. Опасно, конечно, вон, весь взвод полег, но там он чувствовал себя относительно свободным человеком, уважаемым товарищами. А здесь он непонятно кто. Арестованный? Но дела нет, и обвинение ему не предъявили. Но он и не свободен, в комнате, как камере заперт. На четвертый пришел Лебедев. Он был весел, наверное, хорошо отдохнул. – Как самочувствие, сержант? – Каким ему быть, если без вины в тюрьме сижу? – Разве это тюрьма? Хотя в тюрьму или лагерь попасть можешь, есть такая перспектива. – С какого перепугу? Нет на мне никакой вины! – НКВД сведения получило, что ты был начальником сельской полиции. – Начальником полиции был Савченко, а я Заремба. Товарищ старший лейтенант, отправьте меня назад, к себе в роту. – В разведку тебе пока нельзя. – Тогда просто в пехоту. Сил уже нет в четырех стенах взаперти сидеть. – Думаю, сидеть тебе недолго осталось. Лебедев попрощался и ушел. Его «недолго» растянулось на неделю, которую Сергей промаялся в неизвестности. Старлей пришел озабоченным. – Заремба, ты же на бронепоезде служил? – Так точно, машинистом «черного» паровоза был. – Черного? Это как? Разве еще бывают белые? Ладно, ближе к делу. Мы отправляем тебя в строевую часть. – Спасибо, – вырвалось у Сергея. Старлей удивился: человека на передовую отправляют, а он благодарит. – Однако решено тебя за линию фронта не посылать, так что ты идешь не в разведку. Будешь служить машинистом. – На бронепоезде? – спросил Сергей. – Почти. На Сталинградском направлении, в шестьсот восьмидесятой железнодорожной батарее. Давай красноармейскую книжку. Сергей отдал документы. – Жди. – Переодеться бы мне. – Само собой, всему свое время. – Старлей ушел. Вернулся он вечером и протянул Сергею красноармейскую книжку. – Нигде нет упоминания, что ты служил в разведке. И тебе советую язык за зубами держать. Служил ты на бронепоезде, потом госпиталь, как и было на самом деле, потом резервный полк. Тебя переоденут, получишь сухой паек на три дня. Вот предписание и проездные документы. Старший лейтенант нажал кнопку под столешницей, и сразу явился уже знакомый Сергею боец. – Переодень его и отведи на склад за сухпаем. На все про все – полчаса. Потом выведешь во двор, к машине. – Так точно! – Ну, Заремба, желаю тебе удачной службы! На прощание старлей пожал Сергею руку. Его переодели в поношенную, но чистую красноармейскую форму – даже немецкие сапоги сменили на наши кирзачи. Вручили пустой вещмешок. Затем боец отвел его на склад, где в «сидор» уложили сухой паек: две буханки черного хлеба, три пачки горохового концентрата, две «ржавые» селедки, банку американской консервированной колбасы, несколько кусков сахара рафинада и пачку махорки. Сергей не курил, но махорку взял – ее всегда можно было обменять на продукты или портянки. А боец поторапливал: – Машина ждет. – Я бы и сам до вокзала добрался. – А пропуск у тебя есть? Довод оказался весомым. Вечером и в ночное время передвигаться по улицам можно было только при наличии пропуска или в составе воинской колонны. Сергея довезли до вокзала, и водитель-старшина, предъявив удостоверение, проводил его на территорию вокзала. – Только ты с вокзала ни ногой!.. Сцапают патрули, доставят в комендатуру – хлебнешь проблем. Очередь у всех касс и воинских тоже была огромной. Сергей вышел на перрон, откуда отправлялись поезда. Под посадкой были два пассажирских и один грузовой – теплушки, платформы с большими ящиками. |