Книга Великосветский скандал, страница 80 – Юна-Мари Паркер

– Однако мы не должны сообщать ей настоящую причину, – высокопарно заявил Гай. – Мы все окажемся в дерьме, если она узнает, что ее святая мать – на самом деле ординарная проститутка.

– Не смей говорить подобные слова! – с холодной яростью проговорила Диана. – Я любила Марка. Это не было какой-то грязной интрижкой, как у тебя. Со сколькими мужчинами ты переспал за эти годы? С двумястами? С пятьюстами? С тысячью? Не говоря уж о моем брате Джоне, который по какой-то идиотской причине, кажется, продолжает тебя любить! – Она вся тряслась, и не только от гнева на Гая, но и от ужаса из-за романа Катрин с сыном Марка – ее единокровным братом.

– По крайней мере я не плодил детей по всему свету! – огрызнулся Гай. – Быть геем – узаконенный образ жизни, и никто не вправе осуждать его в наши дни.

– Я не думаю, что подробности твоей интимной жизни будут способствовать твоей политической карьере, – саркастически заметила Диана.

– Тем больше оснований не распространяться о том, что Катрин не моя дочь. И не надо мне этих нравоучений, Диана. В том, что мы оказались в такой переделке, – твоя вина, а не моя.

– Если бы ты был настоящим мужем, я, возможно, даже не посмотрела бы на Марка Рейвена, – ответила Диана. Эта реплика оказалась решающей.

– Диана, так мы ни о чем не договоримся. – Чувствовалось, что Гай признал свое поражение. Для него важнейшее значение имел имидж респектабельного члена парламента и министра государственных предприятий. До настоящего времени, несмотря на то что они жили порознь, никакого скандала не разразилось, и Гай хотел, чтобы все так и оставалось.

– Мы должны обдумать, что мы собираемся сказать Катрин, – сказала Диана, перебивая ход его мыслей. – Никто из нас не безупречен, но какую причину мы выдвинем, когда запретим ей встречаться с Карлосом?

Гай пожал плечами. Майлз и Катрин были заботой Дианы. Она отвечала за их воспитание, так что пусть сама выпутывается из этой ситуации. Лишь бы он не пострадал!

– Я думаю, мы должны сказать, что она слишком молода для того, чтобы крутить романы, – продолжала Диана. – И, откровенно говоря, так оно и есть. Ей только восемнадцать лет, пусть немного узнает жизнь. Я подумаю, чем ее занять.

– Как насчет того, чтобы вывести ее в свет? Почему бы тебе не дать бал в ее честь в Уилмингтон-Холле?

Диана видела, что его ум, как всегда, работал только в одном направлении – лишь бы он сам извлек из этого выгоду. Светский бал в честь дебютирующей дочери привлечет внимание средств массовой информации и даст Гаю возможность показать себя не только как облеченного большой властью политика, но и как любящего отца.

– Я подумаю об этом, – коротко ответила Диана. – А сейчас главное – срочно связаться с Франческой и сказать ей, чтобы она отправила Катрин домой ближайшим рейсом.

– Сожалею, дорогая девочка, но и твоя мать, и даже Гай непреклонны и требуют твоего возвращения домой, – сказала Франческа, полная сочувствия к племяннице.

Катрин выглядела совершенно убитой. Она хотела остаться, чтобы дождаться возвращения Карлоса. Он звонил ей и сообщил, что они с Марком собираются доставить тело матери в Испанию и похоронить в Линаресе на семейном кладбище, а после этого он намерен вернуться в Палм-Бич, чтобы повидаться с ней. Чувствовалось, что он глубоко потрясен смертью матери, и Катрин было очень жаль его. Она пообещала, что дождется его приезда, зная, что Франческа не будет возражать, если она задержится подольше.

Никто не мог предположить, что Гай и Диана запретят им продолжать знакомство.

– Послушай, Катрин, – мягко сказал Серж, ибо понимал, что творится сейчас в ее душе, и считал поведение Дианы неразумным. – Почему бы тебе не слетать домой и не поговорить со своими родителями? Эти звонки через океан не помогут. Объясни им, что ты чувствуешь, расскажи, что не собираешься делать никаких опрометчивых шагов и не намерена сию минуту выходить замуж за Карлоса, и, возможно, они тебя поймут. После этого они, может быть, позволят тебе вернуться сюда.

– Мне так хотелось быть здесь, когда Карлос вернется.

– Я хорошо тебя понимаю, девочка, но Карлос вполне разумный молодой человек. Он все поймет. В сущности, это вполне естественно, когда мать и отец хотят тебя защитить. Тебе всего восемнадцать, и ты влюбилась в молодого человека, которого они никогда не видели. Они просто обязаны обеспокоиться, во всяком случае, до того момента, пока не увидят его и не узнают, что он собой представляет.

Франческа бросила на Сержа благодарный взгляд и улыбнулась про себя. Она относилась к Катрин так же по-доброму и тактично, как к ней относился Генри Лэнгхэм, когда ей было столько же лет.

– Наверное, вы правы, – неохотно согласилась Катрин. – Хотя это так не похоже на маму. Я не могу даже предположить, что именно она имеет против Карлоса.

В душе Франческа была с ней согласна. Но Диана не знала отца Карлоса так, как знала она. «Вероятно, – подумала Франческа, – я должна позвонить Диане и рассказать, что значил для меня Марк, когда я была девушкой». Однако затем она передумала. Это только осложнит дело, к тому же Диана станет задаваться вопросом, почему она никогда не говорила об этом раньше. Лучше всего, если Гай и Диана сами придут к выводу, что не стоит бояться отношений Катрин и Карлоса.

Опечаленная Катрин вечером паковала вещи и гадала, когда она снова увидит Карлоса. Сцены бойни на захваченном самолете еще были свежи в памяти. И Катрин испытывала чувство жалости к Карлосу и его отцу. Телевизионные репортеры сообщили, что Марк Рейвен был готов отдать пять миллионов долларов, которые требовали террористы за освобождение его жены и других заложников, но увы! На экранах появлялись фотографии улыбающейся Карлотты, сделанные на одном из приемов год назад. А затем Катрин посмотрела клип о Марке Рейвене, которого интервьюировали на яхте на следующий день после трагедии. Она обратила внимание, каким мрачным был взгляд и как хрипло звучал его голос, словно он был страшно рассержен. Затем рядом появился Карлос со скорбно опущенной головой. Голос его был напряжен, словно он задыхался.

В этот момент Катрин хотелось лишь одного – быть рядом с Карлосом. Его ссутулившиеся плечи, крепко стиснутые челюсти свидетельствовали о глубокой скорби. И в то же время можно было сказать, что держался он с достоинством. Да, Катрин утром улетает в Англию, но ничто и никто не сможет надолго разлучить ее с Карлосом.

Марк налил себе виски из судового графина с широким основанием и бросил взгляд в сторону салона, где в глубоком кресле сидел, вытянув длинные ноги, Карлос. За бортом плескалось Средиземное море, поблескивающее в иллюминаторах «Санни».

– Выпить не хочешь?

– Нет, спасибо, папа.

Марк медленно подошел к креслу напротив и тяжело в него опустился, размышляя о том, что следует рассказать Карлосу и нужно ли вообще что-то рассказывать. Они никогда не были особенно близки, и когда Карлосу исполнилось восемнадцать, он ушел из дому, сменил имя и фамилию, став Оливером Пауэром, и отправился в Голливуд искать счастья в кино. Неведение – великое счастье, думал Марк, потягивая виски, так почему Карлосу не остаться в этом неведении? Прошлое умерло вместе с Карлоттой. Нет никаких причин его ворошить.