
Онлайн книга «Темные воды»
Мысль об Адаме Марше вызвала прилив тепла в сердце Фанни. Внезапно ей захотелось побыть одной, чтобы подумать и помечтать. Она быстро поцеловала детей. — Это ваша постель, Чинг Мей, — сказала она, показывая на узкую кровать, поставленную в ногах у детей, и была вознаграждена неожиданным смехом Чинг Мей, означавшим, что она поняла. Но Чинг Мей показала жестом, что предпочитает спать на полу. Фанни кивнула. — Делайте, как хотите. Я буду в комнате рядом, если потребуюсь вам ночью. — Мы не малыши, чтобы тревожить людей ночью, — сказала Нолли. Фанни встретила ее обидчивый взгляд. — Я и не думала, что вы малыши. Такая путешествующая молодая леди, как ты, не может оставаться ребенком. На самом деле я удивлена, что ты до сих нор не нашла себе мужа. Нолли снова сжала губы вместе, на этот раз чтобы с трудом удержаться от смеха. Ее волосы были заплетены в косички. Фанни заметила, что она прятала под одеялом куклу, так как теперь были видны ее румяное китайское лицо и черные волосы. В конце концов, она была только ребенком. Слава богу, ведь ее преждевременное развитие могло вызвать тревогу. Только ребенок… ибо ночью холодные пальцы коснулись лица Фанни. — Кузина Фанни! Кузина Фанни! Маркус испугался. Фанни встала, нащупала свечу около кровати. Она быстро чиркнула спичкой, и слабый свет показал ей фигуру Нолли в ночной рубашке. Она сжимала китайскую куклу в ярком красном кимоно, а ее глаза были расширены. — В чем дело, Нолли? Почему ты испугалась? — Маркус испугался, — прошептала Нолли. — Ему кажется, что он слышал что-то. Фанни подумала, не мог ли снаружи прогуливаться Джордж, который иногда делал это и после полуночи. Дом, когда она прислушалась, был таким же тихим, как и всегда. Она так привыкла к мельчайшим скрипам и шорохам, что едва ли замечала их. — Тогда пойдем и посмотрим на Маркуса, — сказала она, поднимая свечу и беря Нолли за руку. Если Маркус и испугался, то он делал это чересчур молча. Одного взгляда было достаточно, чтобы убедиться, что мальчик крепко спал. Чинг Мей, лежащая внизу и завернутая в одеяло, тоже не казалась встревоженной. Фанни начинала понимать тактику Нолли. Маркус был сразу и козлом отпущения и ее собственностью. — Послушай, Нолли, так что же ты слышала? Девочка со страхом огляделась кругом. Колеблющийся свет свечи отбрасывал движущиеся тени на высокий потолок и панели стен. Две их фигуры в ночных рубашках отразились в зеркале гардероба, Фанни с ее темными волосами на плечах, Нолли с ее косичками и очень строгим лицом, выглядевшая как несчастный ребенок из старинной сказки. Дыхание спящих создавало легкий шелест. Больше не было слышно ни звука. — Что-то в дымоходе, — прошептала Нолли. Она указала на темное отверстие печи. — Там, наверху. Холодок пробежал вниз по спине Фанни. — Какой именно шум? — Какой-то трепет, и что-то упало вниз. — Ее пальцы сжали руку Фанни. — Что-нибудь падало вниз? Фанни решительно осветила свечой очаг и обширный дымоход. На плитах было много сажи, но ничего больше. — Посмотри, вот и все, — сказала она. — Там накопилась сажа. Она отрывается и внезапно падает. Это то, что ты слышала. Нолли молча смотрела. Наконец, она сказала: — Это грязь. — Да. Дора уберет утром. А теперь забирайся в постель. Вполне охотно Нолли направилась обратно к своей постели. — Хорошо, что Маркус ничего не слышал, — сказала она. — Он бы испугался. И няня вдруг встала, бормоча по-китайски. Она моргала. Свет, казалось, ослепил ее. — Неплиятность, мисс Фанни? — в первый раз произнесла она имя Фанни с радующей старательностью. — Пустяки, Чинг Мей. Вы обе ложитесь спать. Утром, которое выдалось серым и холодным, с поднявшимся ветром и высокими вершинами холмов на фоне неба, Дора никак не могла развести огонь. Она сказала, что дрова должны быть сырыми, и что вниз упало много сажи. Возможно, требовалась чистка дымохода. На глазах у взволнованных детей она засунула в трубу длинную кочергу, и что-то сразу упало в очаг. Нолли вскрикнула. Фанни поспешила и увидела легкий, как бумага, скелет птицы с распростертыми крыльями в напрасной попытке добиться свободы. — Это скворец, — деловито сказала она. — Бедняжка, он запутался там прошлым летом и никто даже не слышал. — Я слышала, — сказала Нолли. — Я слышала это ночью. Ты не слышал, Маркус? — Я слышал, — ответил Маркус. — Я тоже слышал. — Никто из вас не мог этого слышать, — сказала Фанни. — Эта птица, бедняжка, мертва уже долгое время. Уберите ее, Дора. А потом в саду я покажу вам живых скворцов. Они угольно-черные, но их перья блестят на солнце, как бриллианты. Дора, чего вы ждете? — Лучше я не буду показывать ее леди Арабелле, мисс Фанни. Она рассказывает, что птица белая, а это будет значить… — Дора! — Да, мисс Фанни, — промямлила Дора, держа на совке легкую запачканную ношу, и поспешила прочь. Предзнаменования, нетерпеливо подумала Фанни, все это сказки для невежественных людей. Ничего такого не бывает. Есть интуиция, возможно, некоторое предчувствие. Но не предзнаменования. Все это выдумки темных и по-глупому суеверных старух. — Кузина Фанни, почему птица была в дымоходе? — Ясный четкий голос Нолли требовал ответа. — Возможно, она строила себе гнездо. А может быть, просто упала. — А почему она не улетела снова? — Полагаю, что не могла. Дымоход темный и узкий, как туннель. Она не могла расправить крылья. Да всё было именно так. Не могла расправить крылья… Она всегда так думала, с тех пор, как поняла, что она-то и есть та самая воображаемая белая птица леди Арабеллы. — Тогда ей нужно было хлопать крыльями и кричать, пока кто-нибудь не пришел бы и не освободил ее, — сказала Нолли с нервным огорчением. — Да, дорогая. — Но, предположим, что никто бы не выручил ее? — Достаточно об этой бедной птице. Посмотри, теперь огонь горит превосходно. Она наклонилась, чтобы подержать руки у огня. Для середины мая было абсурдно прохладно. Она чувствовала сильный холод. Ей нужно было спуститься вниз в ее собственную комнату, убрать в гардероб вчерашний наряд и достать поплиновое дневное платье, полинявшее от многих стирок. Амелия услышала ее и ворвалась в ее комнату в своей обычной бесцеремонной манере. — Фанни, что вы скажете? Папа покупает Джорджу новую лошадь! — В самом деле? — Вы не кажетесь ни удивленной, ни возмущенной. |