
Онлайн книга «Сабрина»
![]() — Тебе нравится здесь жить? — спросил он тихо. — Угу. Раз в месяц я езжу в Нью-Йорк, но здесь я чувствую себя гораздо лучше. — Это в каком же смысле? — Здесь ничто на меня не давит. А в Нью-Йорке я чувствую себя ничтожеством. — Чушь все это, дорогая. Ты талантливая женщина, и у тебя для самоуничижения нет никаких причин. — Но я и вправду чувствую себя никчемной. Моя жизнь лишена всякого творческого начала. — И ты смеешь это говорить после того, как превратила этот дом из развалюхи в уютное и комфортабельное жилье? — Ты отлично знаешь, что я имею в виду. Но оставим это. В любом случае, жизнь здесь куда тише и спокойнее, чем в Нью-Йорке. — И одиночество нисколько тебя не тяготит? — Я его не чувствую. Другими словами, здесь я не более одинока, чем в Нью-Йорке. С теми друзьями, что у меня еще остались, я поддерживаю связь по телефону, да и Маура иногда ко мне приезжает. — Еще один претендент на гостевую комнату? — М-м-м. Она хочет, чтобы я написала о тебе книгу. Я не устаю ей повторять, что всячески пытаюсь подбить тебя на сотрудничество, но ты все не соглашаешься. — Сабрина помолчала. — Скажи, Дерек, почему тебе так важно знать подноготную Ллойда Баллантайна? — Ш-ш-ш, — прошептал он ей на ухо. — Не сейчас. — А когда? — Позже. На следующее утро — впрочем, было уже далеко не утро, а самое начало дня — Дерек слегка приоткрылся перед Сабриной. — Мне всегда этого хотелось — с детства. Завтрак в постели представлялся мне верхом аристократизма и роскоши. — Уверена, что ты при этом представлял себе кое-что получше, нежели крекеры и джем. — Но у нас еще есть омлет с сыром. — М-м-м, — с сомнением протянула Сабрина. — Одно яйцо и два жалких кусочка сыра, большая часть которого намертво прилипла к сковородке. — И все равно это роскошь. Там, откуда я родом, рассыпать крошки на постели никто себе не позволял. Крошки привлекают муравьев, так, во всяком случае, говорила моя мама, а поскольку у нас было полно тараканов… — Подумаешь, — вставила Сабрина, — у нас на Пятой авеню тоже были тараканы. — Передавая намазанный джемом крекер Дереку, она спросила: — Где ты жил? — В скучном городишке в сорока минутах езды от Филадельфии. У нас был крохотный домик из двух спален — ничего особенного, но он считался в округе лучшим, мать работала как каторжная, отец же проигрывал все деньги, как только они у него появлялись, поэтому домой не приносил ничего. — А чем он, собственно, зарабатывал на жизнь? Дереку неожиданно захотелось переменить тему. Говорить о деятельности отца — значило ступать — на весьма зыбкую и опасную почву, а ему этого в данный момент делать не хотелось. Но он был просто обязан сказать ей правду. — Мой отец был консультантом у подпольных дельцов, дававших деньги под огромные проценты. Не проигрывай он все до цента, ему в скором времени удалось бы стать богатым человеком. — Он нахмурился и стал теребить простыню, прикрывавшую ему бедра. — Моя мать знала о махинациях отца и очень страдала. Она была принципиальой женщиной, ненавидела азартные игры и ту среду, в которой вращался отец, поэтому я до сих пор не могу взять в толк, что их связывало. — Говорят, противоположности сближаются. — Ну, близости между ними особой не было. — Значит, все-таки была, раз на свет появился ты. — Деерек фыркнул. — Уж не благодаря ли изнасилованию? Из их спальни, по крайней мере, день и ночь слышалась одна только ругань. — А он ее бил? — Не уверен, что у него бы это получилось. Мать была же высокая, как он, и очень сильная. — В голосе Дерека послышалось нечто вроде гордости за физическую силу матери. — Впрочем, отец в любом случае не стал бы этого делать. Он не привык пачкать руки сам. Когда кто-нибудь из должников отказывался платить, он подсылал к такому человеку громил, чьей профессией было выколачивать долги. — Тогда почему его… — Сабрина не закончила фразы, но Дерек сразу понял, о чем она хотела спросить. — Ты хочешь знать, почему его убили? Причина самая простая. Папаша решил, что ему причитается более значительная доля, чем определил его босс, и стал кое-что от него утаивать. — С минуту помолчав, он заговорил снова — блеклым, лишенным эмоций голосом: — Джо Падилла тогда работал с отцом. Он был его телохранителем. В один прекрасный день он понял, что выиграет куда больше, если донесет на него боссу. Возможно, он был и прав. Деньги — это власть, а у моего папаши деньги не задерживались, и поделиться с Джо ему было нечем. Как только у него появлялась некая сумма, он тут же просаживал ее в ближайшем казино или на бегах. — Но почему все-таки его убили? — Для примера: не воруй ухозяина! — И сколько тогда тебе было? — Пятнадцать. — Ты знал тогда об этом? — Разумеется. Все вокруг только об этом и говорили. — В глазах Дерека появилось выражение боли. — Я, видишь ли, никогда не был примерным ребенком. И каждый считал своим долгом мне объяснить, в кого я такой уродился. — Знаешь, Дерек, по-моему, ты слишком часто вспоминаешь о Джо Падилле. Дерек поднял с земли несколько опавших листьев, сжал их в комок и отбросил в сторону. Они с Сабриной гуляли по лесу. Высокие сосны и ели служили отличным укрытием от моросящего, надоедливого дождика. — Да, я о нем вспоминаю. — Он был намного старше тебя? — Лет на восемь. — У него была семья? — Мне сказали, что у него была жена и двое детей. — А работа? Работа у него была? — Официально он работал механиком. На самом же деле он торговал наркотиками. А еще он много пил. — Что он делал в ту ночь на парковочной площадке? Почему именно он тебе позвонил? Это простое совпадение или за этим что-то кроется? Дерек старался идти с ней шаг в шаг, что было нетрудно сделать, так как они укрывались от дождя под одним пончо. Бог мой, сколько же у тебя ко мне вопросов! — Между прочим, как-то раз в Парксвилле ты обещал рассказать, что произошло в ту злополучную ночь, но дальше обыкновенного перечисления фактов не пошел. — Все дело в том, что, кроме фактов, у меня ничего нет. Все остальное — мои домыслы. — Я готова домысливать вместе с тобой. Несколько минут они шли молча, и было слышно только, как капала с веток кленов и елей вода да шуршала опавшая листва у них под ногами. Сабрина подняла глаза и посмотрела на Дерека. Его черты напряглись и заострились, взгляд приобрел жесткое, отстраненное выражение. |