Книга Непокорная пленница, страница 56 – Вирджиния Линн

— Ты знаешь, что я должен это сделать, — сказал он матери; Дебора посмотрела в его нефритовые глаза, так похожие на ее собственные, и кивнула.

— Да, Каттер, знаю, — прошептала она.

Но Уитни не понимала, что им движет. Вот бы отец был здесь! Морган Брэдфорд вразумил бы Каттера!

Уитни прошла вслед за Каттером в спальню и остановилась в настороженном молчании; уроки лагеря Красной Рубашки не прошли даром: она не хотела снова выставлять себя дурой. Она молча смотрела, как Каттер снял рубашку, брюки и ремень с пистолетом, потом надел кожаные штаны, набедренную повязку и мокасины. Волосы у него были короче, чем прежде, но он все равно повязал лоб широкой красной лентой, отчего глаза стали зеленее, а лицо — темнее.

Он подошел и обнял ее.

— Я скоро вернусь, любимая. — Наступило ужасающее молчание. Он добавил:

— Ты будешь меня ждать?

Она подняла на него затуманенные глаза; сердце билось так неистово, что ей казалось — она сейчас умрет.

— Можно… можно я поеду с тобой? — выпалила она.

— Нет. Это слишком опасно.

— Каттер!

— Нет, Уитни. — Он слегка отстранился, глаза превратились в щелочки. — Ты будешь ждать?

Уитни подавила желание топнуть ногой, кивнула, и раздраженно сказала:

— Ничего другого мне не остается! Я не могу поехать с тобой и не могу надолго отсюда уехать, потому что вдруг ты вскоре вернешься, так что остается только ждать!

Он засмеялся:

— Как приятно видеть, что к тебе возвращается твой ангельский характер. Я уж начал беспокоиться, что ты изменилась.

Уитни прильнула к нему и сказала:

— О, Каттер, я изменилась. Если ты не вернешься, я умру! Пожалуйста, не уезжай!

Он поморщился:

— Опять? Послушай, тигренок, это не значит, что я встану на скалу и сделаюсь мишенью…

В дверь постучали — послышался голос Деборы:

— Каттер! За домом опасность!

Каттер схватил ружье, подошел к окну и выглянул из-за занавески. Тихо выругавшись, он вернулся к Уитни.

— Солдаты. Наверное, думают, что я что-то знаю. Я выйду через черный ход. Попробуй их задержать.

В последующие недели Уитни привыкала к мучительному занятию — ждать. Она оставалась в доме Коулмена и каждый раз вздрагивала, когда в холле раздавались шаги. Вечерами она сидела в патио, вдыхала запах цветов и тосковала о Каттере.

Единственным развлечением были разговоры с Деборой и творчество. В часы самого тяжелого отчаяния ей помогала Дебора, но иногда и она не могла облегчить ее боль. Тогда она возвращалась к написанию дневника — садилась за столик в углу своей комнаты и страницу за страницей исписывала впечатлениями и мыслями, которые у нее появились после жизни в Аризоне. Это было не совсем то, чего она хотела, когда задумала написать роман: у нее получилось больше замечаний о тяготах здешней жизни. И она не пощадила себя, когда написала о предвзятых представлениях людей, не бывавших нигде западнее Миссисипи.

Она писала о Каттере, о конфликтах человека, оказавшегося между двух миров. Слова сами собой стекали с пера, когда она писала о том, как трудно справляться с предубеждениями, направленными на такого человека с обеих сторон. Получалась не та книга, которую она когда-то задумывала, но более правдивая. Интересно, что скажет отец? — размышляла она. Перед отъездом Морган запальчиво сказал, что она, видно, совсем лишилась рассудка, раз не уезжает с ним.

— Зачем ты остаешься? — требовательно спросил он в день отъезда. — Пусть он за тобой приедет, когда набегается по Аризоне!

Уитни с улыбкой, но твердо отказалась, и Морган уехал, раздосадованный и злой.

Однажды поздно вечером, когда все легли спать, а Уитни устала от писания, она вышла в патио и стала смотреть на лунное небо — оно было усыпано звездами, они сияли так ярко, что прожигали глаза — иначе отчего у нее появились слезы? Знакомая боль сжала горло при воспоминании о ночах, когда рядом с ней лежал Каттер.

Стоял сентябрь, цветы завяли, по ночам было прохладно. Уитни поежилась, плотнее закуталась в кружевную шаль и протянула руку к лунному цветку.

— Эй, тигренок, — послышался знакомый голос из-за кустов, — все еще интересуешься садоводством?

— Каттер!

Он перепрыгнул через низкую каменную стену, и она тут же оказалась в его руках, плача и целуя все, до чего могла дотянуться, — грудь, шею, небритый подбородок.

Он засмеялся:

— Господи, никогда не думал, что встречу такой прием!

— Где ты был? Никто ничего о тебе не слышал, я так беспокоилась! Твоя мать… Каттер, ты приехал насовсем? — Она с тревогой посмотрела в веселые глаза.

— Сколько вопросов! Нет, — ответил он на самый важный, — только на несколько часов, хотел тебя повидать. — Он прижал ее к голой груди, от него пахло костром.

Уитни подумала, что никогда еще он не был так хорош. Волосы у него отросли и черными прядями лежали на плечах. Уитни вцепилась в них и притянула к себе голову. Она поцеловала его, сначала легко, потом крепче, и он со сдавленным стоном подхватил ее на руки и понес через патио.

Они прошли мимо Деборы, которая стояла в ночной рубашке с лампой в руке, и Каттер на ходу бросил:

— Мы поговорим с тобой перед отъездом! — Потом толчком ноги открыл дверь комнаты Уитни и пяткой закрыл.

В мгновение ока они скинули одежду, потребность броситься друг к другу делала их движения почти безумными. Не было никакой прелюдии, только несколько горячих поцелуев, и Уитни раскрыла тело, чтобы принять его, прогнула спину, ее крик ворвался к нему в рот, когда он взял ее и ударял с той же страстью, которую испытывала она.

Когда пришло облегчение, Уитни рыдала, уткнувшись ему в плечо, а он прижимался к ней так тесно, что никакой шепот не пролетел бы между ними. Подняв голову, Каттер с улыбкой посмотрел в заплаканное лицо.

Он провел пальцем по следу слезы и потрогал дрожащие губы.

— Плачешь, тигренок?

Она кивнула.

— Обо мне или о себе?

— О нас обоих. Каттер, о, Каттер, время бежит так быстро, а ты мне так нужен! Пожалуйста, не уезжай. Останься хоть ненадолго со мной. — Она ненавидела умолять, но не могла сдержать беспорядочные слова, срывавшиеся с губ, даже когда увидела, что он печально покачал головой:

— Не могу, Уитни. Ты сама знаешь» что не могу, Она вцепилась в него.

— Но Дэниел сказал, что Джеронимо все вокруг опустошает, он живет в Мексике и делает набеги — и ты в этом участвуешь?

Он уклонился от ее сверлящего взгляда и пожал плечами:

— Я делаю все, что могу, чтобы его остановить. Джеронимо озверел от злости. Я пытаюсь вести переговоры о мире. — Голос звучал устало, Уитни вдруг увидела уныние на его лице. — Думаю, он не послушает. Сейчас он переполнен ненавистью и воспоминаниями о Сан-Карлосе.