Онлайн книга «Побег на рывок. Книга 1. Клинки Ойкумены»
|
Через шестнадцать минут срочный рапорт унтер-центуриона Вибия ушел наверх по инстанциям, а именно – к начальнику отдела обер-манипулярию Мафенасу. Двадцать одну минуту спустя рапорт был переслан в штаб-канцелярию. Сообщение высветилось в сфере компьютера штандарт-вексиллярия Ларция, ответственного секретаря канцелярии. – Твою мать! – ахнул штандарт-вексиллярий Ларций. Еще двадцать семь минут, и рапорт поступил в коммуникатор спецсвязи манипулярия Марка Кая Тумидуса. В данный момент манипулярий Тумидус временно замещал ушедшего в отпуск легата Мамерка, личного секретаря главы службы имперской безопасности Помпилии. III – Скажи: «Я тебя люблю!» – Не скажу. – Скажи: «Ты сводишь меня с ума!» – Не скажу. – Скажи: «Я – чурбан! Я – тупое бесчувственное бревно!» – Не скажу. – Почему? – Не хочу хвастаться. Дитя мое, тебе не кажется, что бревно – не слишком оскорбительный оборот для мужчины? В определенном смысле, даже комплимент. – Скажи: «Я – твой ястреб!» – Ни за что. – Вот и про дитя не говори! Слышишь? – Перестань на мне прыгать. Ты сломаешь мне ребра… – Твоими ребрами цитадель укреплять… Дождь обходит бунгало дозором. Дождь приплясывает, семенит паучьими лапками. Еще не сезон, и это не дождь в местном понимании – так, фон, шелест, шепот. Все вымокло: трава, листья, перила. Влага пропитывает стены насквозь. Влажные руки, ноги, лица. Ступни, ладони, бедра, плечи. Грудь, ямочка между ключицами. Живот, темная впадина пупка. Влажные, влажные; язык заплетается, звуки теряются, меняются местами: важные, отважные, тревожные. Впрочем, дождь здесь ни при чем. – Скажи: «Я – глупый мальчишка!» – Я – старый боевой конь. – А кто стесняется раздеваться при свете? Кто укрывается простыней, когда я зажигаю свет? Да-да, простыней! До самого колючего подбородка! Кто вчера обозвал скромную девушку развратной кошкой?! – Кто этот негодяй? Кто сей гнусный оскорбитель?! – Вот-вот! Кто же он? – Кем бы он ни был, я вызову его на дуэль. Я проткну его рапирой от… Короче, от и до. Ты знаешь, как я его проткну? Это будет… о, это будет вообще… – Опять стесняешься! Мамочки, он покраснел! Солдатик, в армии ты тоже был кружевным тютей? Или сквернословил, как сто чертей? Ну, выругайся! Ну, пожалуйста! – Сейчас кому-то зададут трепку. – Ну задай! – Отдохну и задам. Ты меня заездила. Я – дряхлый старикашка. Ветеран-инвалид. Из меня песок сыплется. Дуэль? Мне и рапиры-то не поднять… – Я! Я подниму! – Карни, убери клинок в ножны. И поставь рапиру на место. – Я буду сражаться за тебя! О, мой дряхлый ветеран… – Прекрати. Здесь тесно, ты отрежешь мне… – Ой! – Поранилась? – Да. Видишь? – Это смертельно. Говорю, как знаток. – Я умру. Я уже умираю. – Иди сюда, я поцелую рану, и ты воскреснешь для новых битв. – Лишь бы ты воскрес, мой ястреб. А то лежишь, как дубовый комплимент… Я зажгу свет, ладно? У меня есть спрей-антисептик. Он и кровь останавливает… – А поцеловать? – Потом. Тебе нравится вкус спрея? – Очень. – Опять? Ты опять?! – Что? – Укрываешься? Будто я тебя не видела! – Мне зябко. – От света? – От сквозняков. – Скажи честно: ты смущаешься, когда ты нагишом! – Не скажу. – Почему? Ну признайся, мне будет приятно… От соседнего бунгало звучит музыка. Супруги Тай Гхе грустят, слушая дождь. В руках мамаши тихо вскрикивает крачаппи, похожая на гитару-переростка. Длинный гриф, корпус из тикового дерева, шелк струн. Опираясь на ритм, заданный супругой, папаша дует в губную гармошку каэн. Бамбук трубок, медь язычков. На каэне играют в основном ныряльщики. Всем остальным банально не хватает дыхания. Один глупый ястреб уже успел выяснить: минута такого музицирования, и ты хватаешь воздух ртом, а из глаз у тебя текут слезы. Ястреб рискнул вспомнить молодость, взявшись за крачаппи, но над ястребом хохотало все семейство Тай Гхе, включая геккона Убийцу. Еще бы! – мужчина бренчит на инструменте, предназначенном для женщин… Искусство Хиззаца не для беженцев. – Дон Леон говорил: «Истинную наготу знают двое: Бог и шпага». Маэстро знал толк в жизни. У него было три жены и рота любовниц. – Одновременно? – Жены – по очереди. Любовницы – как получится. Иногда я завидую дону Леону… – Ты хочешь роту любовниц? – Нет, дитя мое. Жизнь маэстро – тысяча поводов для зависти. Я урвал малую толику… – Он похож на твоего дона Леона? – Кто? – Гематр. Тренер, о котором ты мне рассказывал. – Мар Дахан? Нет, не похож. Не знаю. Может быть. – У тебя что-то с логикой. Не похож, не знаю, может быть. В этом ряду следующим напрашивается: да, копия. Кто учил тебя логике? – Мар Яффе. – Тебе везет на гематров. Они тебя учат, спасают, дают работу… – Мар Дахан еще не дал мне работу. Он всего лишь предложил мне зайти в университетский зал. Назначил день и время встречи. Но Эзра Дахан ничего не обещал Диего Пералю. Завтра я встречусь с ним… – Сегодня. Взгляни в окно: светает. – Хорошо, сегодня. – Он даст тебе работу. Хорошую работу. – Не сглазь. – У меня чутье, я не ошибаюсь. Дурной глаз? Это не про меня. Ты вернешься из зала – рот до ушей… – Удар кинжалом? Такое бывает, если поперек лица. – Дурак ты. Дурачок. Вернешься счастливый-счастливый, голодный-голодный, а тут я с миской горячего супа… – Я сломал тебе жизнь, дитя мое. Миска супа? Господи, где была моя совесть?! – Дурак! Дурак! – Прекрати, ты меня изувечишь. – И отлично! И правильно! Дурак! – Ну ладно, дурак. Круглый дурак. Круглей яблока. – Скажи: «А ты дура!» – Не скажу. – Скажи: «Дурочка…» – Лежи смирно. Не делай так, так и еще так. – А так? – И вот так тоже не делай. Иначе я приползу к мар Дахану на карачках… |