Онлайн книга «Сага о Тимофееве (сборник)»
К вечеру Тимофеев придумал, как полимеризовать воду под сверхвысоким давлением, что создавалось посредством чуть модифицированной соковыжималки. К полуночи он заставил молекулы невиданного полимера приобретать строго двухмерную структуру, в виде лоскута. А под утро он уснул, озаряемый неземным сиянием, исходившим от штуки кристально-белой материи, что неприхотливо лежала в эмалированном ведре. Пробудившись, он увидел склонившуюся над ним девушку Свету. – Как хорошо, что ты пришла! – признался он, счастливо улыбаясь, словно они были в разлуке целую вечность. На самом же деле они расстались вчера в обед. – Витя, – зачарованно прошептала Света. – Что это? – Так, мелочь, – сказал тот. – Подарок Диме и Тосе. Ткань из полимеризованной воды. Не рвется, не изнашивается, не выгорает. Я и название придумал – акватин! – Витя, – чуть слышно сказала Света. – Я тоже хочу… И она зарумянилась. Но Тимофеев не усмотрел в ее желании ничего зазорного: женщина есть женщина. – Хорошо, – промолвил он, нежно привлекая ее к себе. – Я повторю процесс. Но для тебя будет не белый акватин. Пока – не белый… – Пусть он будет, – Света мечтательно зажмурилась, – цвета морской волны под солнцем! И они поцеловались. Весть о новом материале невиданных свойств облетела весь курс едва ли не быстрее, чем новость о грядущем бракосочетании. Люди, которые могли считать себя близкими к Тимофееву, реагировали на нее каждый по-своему. Так, в тот час, когда Тимофеев заканчивал синтез акватина цвета морской волны, к нему нежданно-негаданно явилась счастливая невеста. – Не подумай чего, – сказала она, устраиваясь на диване и закуривая. – Я ничего и не думаю, – честно признался Тимофеев, расправляя на протянутых руках сверкающее полотно акватина. Однако не удержался и спросил: – Как оно там, в невестах? – Нормально, – заверила Тося. – Попробуй сам – узнаешь. Но ближе к делу. Все знают, что Димка меня любит. Он от меня буквально облезает. – Пожалуй, – после размышления согласился Тимофеев. – Но какой-то процент риска остается. Сам понимаешь: восточный темперамент, широта души… Короче! Я хочу, чтобы в день свадьбы батоно Камикадзе не мог думать ни о ком, кроме меня. Ты это можешь, – она откинулась на спинку дивана и задымила в потолок, совершенно уверенная в своей правоте. – Ох и деспот же ты, – в сердцах сказал Тимофеев. – Пусть, – не возражала Тося. – Но хотя бы в этот день я могу иметь исключительное право на внимание собственного жениха? И она ушла, едва не столкнувшись в дверях с Леликом Сегалом, младшим научным сотрудником университетского вычислительного центра, который даже не углядел ее, так он спешил к Тимофееву. – Витяй! – провозгласил он с порога. – Я тебя никогда ни о чем не просил! – Просил, – справедливо заметил Тимофеев, погруженный в раздумья. – Не в этом суть, – напирал Лелик. – Я слышал, ты тут матерьяльчик придумал из воды… – с этими словами он извлек из полиэтиленового кулька с изображением взбесившегося ковбоя на печальном мустанге бутылку витиеватых форм. – Вот, фирменное виски «Уайт хе-о-орз». – Чего-чего?! – По-русски значит «Белая лошадь». Ничего не пожалею, все тебе отдам, но сотвори мне тряпочку из фирменного продукта. Это же будут такие дела, что у всех вокруг облицовка потрескается! – Вы что – подрядились нынче облезать да трескаться?! – попробовал возмутиться Тимофеев. Но Лелик уже исчез, а «Белая лошадь» задержалась. Последним пришел правильный мужик, староста курса Николай Фомин. Он молча продвинулся на середину комнаты, сел на табурет, разглядывая всполошенного Тимофеева умными, спокойными глазами. – Так, – зловеще проговорил Тимофеев. – А тебе что из чего сотворить? – Мне? – слегка поразился Фомин. – Разве ты не хочешь, чтобы все вокруг поголовно облезли? – Ни к чему это, – рассудительно произнес Фомин. – А ты что кипятишься? Брось, не стоит… – Он равнодушно скользнул взглядом по шеренге эмалированных ведер, в которых с плеском доходил сияющий акватин. – Неужели тебе не нужен костюм из невиданного материала? – недоверчиво спросил Тимофеев. – Так у меня же есть, – пожал плечами Фомин. – Кримпленовый, почти как новый. Не до тряпок сейчас, – промолвил он, посуровев. – Империализм в Южной Америке вон что творит… Тимофеев с тихой радостью смотрел на друга, оттаивая душой. Незадолго до торжественного события в комнатке Тимофеева собрались все, кому предстояло на себе испытать его новое изобретение. Было очень тесно. Тимофеев, затиснутый в угол с ведрами, походил на древнего алхимика, раздающего родным и близким философские камни. – Согласно пожеланиям жениха, – сказал он нотариальным голосом, – невесте вручается отрез белого акватина с целью срочного пошива из него подвенечного платья. Материал содержит особые антиникотинные присадки, способные вызвать его разрушение в случае употребления вышеназванной невестой табачных изделий в период ношения упомянутого платья. – Это что же? – возмутилась Тося. – Испарится он, что ли? – Нет, – строго ответил Тимофеев и прибавил к этому непонятное и потому особенно страшное разъяснение: – Вернется в исходное состояние. Потрясенная Тося на время притихла. – Согласно пожеланиям невесты, – вершил свой суд Тимофеев, – жениху вручается отрез черного акватина, содержащий присадки, которые стабилизируют материал лишь при наличии полной концентрации внимания упомянутого жениха на вышеназванной невесте. – Вах! – сказал Дима сокрушенно. – Что же мне – глаза завязать?! – Гостю свадебного торжества товарищу Сегалу вручается отрез акватина кордовой фактуры… – А в него что присажено? – уныло осведомился Лелик. – Данный материал саморазрушится в случае превышения его носителем разумной для его организма дозы горячительных напитков. – Убийца! – заорал Лелик. – Губитель фирменного продукта! Откуда ты знаешь, какая доза для меня разумна?! – Это все знают, – неумолимо пресек его протесты Тимофеев. – Как только начнешь ржать по поводу и без повода – значит, назюзьгался. – Добро, – подал голос молчавший доселе Фомин. – А я здесь при чем? – Ты проходишь по делу как свидетель со стороны жениха, – сообщил Тимофеев. – Тебе выделяется отрез темно-синего акватина в широкую полоску для пошива соответствующего костюма. По долгу свидетеля тебе надлежит веселиться и заражать своим весельем окружающих. Нам же известна твоя склонность к самоуглублению и серьезности. Поэтому твой акватин разрушится, если при звуках танцевальной музыки ты будешь находиться в неподвижном состоянии… |