Онлайн книга «Сага о Тимофееве (сборник)»
– Ползи прочь, улепетывай, крутись, бывший будущий историк! Сквозь марево Тимофеев разглядел гримасу нелюдского наслаждения на плоской физиономии Кощея. «Вылитый тарбозавр», – непроизвольно подумал он. И встал. – Куда?! – завопил Кощей. – В приматы?! Не-ет, на колени, к зверям, к ящерам!.. – А дулю тебе, – с вызовом сказал Тимофеев. – С маргарином. – Вот как, – скрежещуще засмеялся чокнутый. – В геройчике проснулся герой. Ну, так сейчас ты умрешь героической смертью. Для этого тебе потребуется лишь сделать шаг в сторону. Тимофеев оглянулся. За его спиной была клетка со снулым динозавром. – Редкий экземпляр, – пояснил Кощей. – Жаль будет, если задену его. Ну же, один шажок – и ты в героях! – Сейчас, – промолвил Тимофеев. – Только соберусь с мыслями. – Не-ет!!! Тимофеев сразу и не понял, кому принадлежал этот отчаянный крик. Да и Кощей был застигнут врасплох. Он присел и затравленно заозирался. А забытый всеми, невесть куда пропавший Николай Фомин бежал прямо на него сзади и чуть сбоку, и пробежать ему оставалось еще изрядно, добрых три десятка метров, а Кощей уже учуял его и стал быстро, а Тимофееву казалось – невыносимо медленно! – разворачиваться навстречу Фомину всем телом, выставив перед собой мертвенно мерцавший ствол, и приутихшее было огненное жало снова стало вытягиваться, чтобы зацепить, подрубить, располосовать свою жертву, а Фомин бежал изо всех сил, как никогда еще, видно, не бегал, он должен был успеть, опередить Кощея в его простом и коротком движении, опередить шипящий язык белого с синим пламени, потому что от того, успеет он или нет, зависела его жизнь, а еще – жизнь беззащитного Тимофеева, а еще – избавление и опять-таки жизнь девушки Вики, а еще… а еще… и он понесся быстрее, до хруста в костях и в жилах, а Кощею оставалось всего ничего, чтобы повернуться наконец и встретить Фомина сияющим лезвием в грудь, и тогда, не добежав еще порядочно, Фомин прыгнул, вытянулся в воздухе в беспощадно разящую стрелу, он пролетел все эти метры, проскользнул над струей огня и влепился растопыренными ладонями Кощею прямо в морду, смял его, свалил и уничтожил как явление… Когда опомнившийся, вышедший из предсмертного столбняка Тимофеев подбежал к ним, все уже свершилось. Металлический ствол валялся на пятнистой от ожогов земле, чихая, плюясь и сморкаясь жалкими клочками дыма пополам с огнем, а Фомин старательно топтал его, словно ядовитую гадину. Кощей же корчился рядом, хрипел и кашлял и никак не мог разогнуться, словно заржавленный перочинный ножик. – Коля, ты как? – спросил Тимофеев тревожно. – А ты? – Да я-то что… – Ну и я – тоже. Они переглянулись и вдруг рассмеялись – с облегчением, от души и не совсем к месту. – Я сильно боялся, что напорюсь-таки на луч, – сказал Фомин, успокоившись. – Года четыре назад такой кульбит ничего бы мне не стоил, а в студентах я что-то подрасслабился. – Сильно ты его? – Тимофеев кивнул на поверженного Кощея. – Ничего, пропыхтится. Может быть, от такой встряски у него шарики на место встанут. Фомин вдруг с живостью огляделся и проворно отбежал в сторону. – Вот отсюда я прыгнул, – сказал он. – Эх, рулетки нет. Думаю, не меньше десятка метров будет. Как ты полагаешь, сделал я Бимона [4] или нет? – Может, и сделал, – раздумчиво сказал Тимофеев. – Да только рекорды в седьмом веке вроде бы не регистрировались. 26. Что есть критерий гениальности Фомин склонился над сомлевшим Кощеем и пошарил у него в карманах. – Есть, – проговорил он удовлетворенно. На его ладони лежала заветная черная коробочка с рядами кнопок. – А как с этим поступить? – спросил Тимофеев. – С Кощеем-то? Вдруг у него в запасе еще какие-нибудь сюрпризы. Связать бы его! – Я за ним пригляжу, – пообещал Фомин. – Все едино у меня что-то ноги ослабли. А ты не отвлекайся, работай. Пора кончать эту историю. – Ты прав. Будь спокоен, я не подведу. Тимофеев раскрыл свой чемодан, неторопливо извлек из него набор миниатюрных отверток, выбрал из них самую тоненькую и осторожно вскрыл корпус блока управления. Его взгляду явились непонятные хитросплетения белых трепещущих нитей с отдельными вкраплениями маленьких цветных узелков и радужных пленок. – Классно, – пробормотал он. – Биотехника! Народный умелец призадумался, поигрывая отверткой над живым содержимым блока. Совершенно бесполезно было даже пытаться вникнуть в его суть. На это, пожалуй, ушел бы весь остаток тимофеевской биографии. Да он никогда и не стремился к скрупулезному подетальному разбору встающих перед ним проблем. Что он – институт какой?.. Ему достаточно было уяснить конечную цель, а затем несколькими манипуляциями, по воле уникального своего чутья, достичь ее. И ни разу еще он не мог самому себе объяснить, как ему это удавалось. Тимофеев легонько ткнул отверткой в одну из ниточек, которая отчего-то понравилась ему больше всех остальных, и она послушно отделилась от своего узелка. Ласковым движением Тимофеев подтолкнул ее в другое место схемы, и ниточка охотно подчинилась. – И всего-то? – шепотом спросил Фомин. – Все гениальное просто, – сказал Тимофеев. – А наши потомки будут далеко не глупыми. В нас пойдут. – Хорошо бы – не только умом, – усмехнулся Фомин. Тимофеев закрыл корпус блока, чуть помедлил, набираясь решимости, и нажал самую нижнюю кнопочку. В тот же миг передняя стенка Викиной усыпальницы с хлопком испарилась, и наружу хлынул тяжелый поток дурманящего газа. Перед глазами у Тимофеева все поплыло, веки налились чугуном, захотелось пристроиться прямо на холодном каменном полу и вздремнуть чуток… – Отставить! – прикрикнул на него Фомин и резко встряхнул за плечо. – Где мы?.. – пролепетал Тимофеев, трудно поводя квелыми глазами. – Тимофеич, – взмолился Фомин. – Соберись, пожалуйста! Дома выспишься… – И перекусить бы, – мечтательно добавил тот, понемногу приходя в чувство. – Бутербродиков. С колбаской! Медленно утекали минуты, но девушка Вика все так же недвижно лежала на ковре зеленого дерна. – Неужели обманул этот варан? – свирепо спросил Фомин и поискал Кощея взглядом. Того нигде не было. – Да нет, – сказал Тимофеев, мужественно сражаясь с зевотой. – Просто началась новая сказка. – Какая еще сказка?.. – Обыкновенная. О спящей царевне. Фомин в растерянности полез было за папиросой, но передумал. |