Онлайн книга «Древние чары и Синдбад»
|
Все так же недоумевая, Синдбад ответил: – Родители моей жены живут по соседству, в нескольких кварталах. Они сами дали согласие на наш брак. – Но знают ли они о проклятии, что полонило твою Амаль? – Не понимаю, почтенный, отчего ты так настойчив… Нет, они не знают о проклятии – я решил сам излечить прекраснейшую. Ведь именно мне она доверила право ежесекундно заботиться о себе. – Глупенький, – пробормотала Кара, всматриваясь не в лицо Синдбада, а в разложенные перед ней карты с яркими рисунками. – Конечно, они согласились, не враги же они собственному ребенку. Но скажи мне, быть может, тебя о чем-то предупреждали эти удивительные существа? О чем-то просили? – Существа? Да они самые обычные люди! Заботливые и доброжелательные. Просили ли… Нет, не просили… – Припомни, мальчик. Это очень важно! Я вижу здесь, что ты сделал нечто, идущее вразрез с их волей. Но что? Синдбад честно пытался вспомнить хоть об одном споре. Но не мог. «Что же могло идти вразрез с их повелениями?» Однако стоило Синдбаду глубже погрузиться в воспоминания, как всплыла в его памяти фраза, которую проговорил вполголоса извинявшийся Дахнаш: «Об одном лишь прошу я, никчемный. Не приглашайте имама для совершения свадебного обряда. Не опускайтесь до того, чтобы просить помощи у Бога, в каком бы из обличий он ни выступал…» – Ты права, мудрая кудесница. Почтенный отец моей прекрасной Амали просил, чтобы мы не приглашали имама для совершения свадебного обряда, чтобы не опускались до того, чтобы просить помощи у Бога, в каком бы из обличий он ни выступал. Но что сие значит? – Так, значит, имам все-таки совершил обряд?! – О да… Остался недоволен мздой и потому ретировался более чем быстро… – недоуменно ответил Синдбад. – Аллах всесильный, какой же ты глупец! Вот из-за этого и страдает теперь твоя жена! Зачем?! Зачем, воистину, ты позвал этого старого болтуна? Зачем просил защиты у Бога? – Защиты? – Синдбад по-прежнему ничего не понимал. Хотя настойчивость и даже грубость Кары его начала уже пугать. – Никакой защиты я не просил. Это же давняя традиция – вот я и решил не отступать от традиций родины ни на шаг… – Воистину, нет глупости большей, чем слепое следование старым привычкам и традициям… Но теперь уже ничего не попишешь. – О да, уважаемая, – кивнул Хасиб. – Теперь следует избавить несчастную от последствий глупого поступка ее мужа, пусть и совершенного из лучших побуждений. – Знай же, Синдбад-кузнец, что именно тем, что ваш брак был освящен имамом, ты и вызвал к жизни давнее проклятие. Говорят, что Сулейман ибн Дауд, мир с ними обоими, творец всех чудес мира, призвал на головы ослушников все, что только мог придумать. Твоей жене досталось проклятие вечного сна. И снять его сможет лишь тот, кто призвал его. Так что именно тебе придется потрудиться, дабы чары развеялись. Я не знаю, в чем будет состоять сей труд, знаю лишь, что может это продлиться бесконечно долго – ибо Сулейман ибн Дауд был настоящим волшебником и вполсилы ничего не делал. – Я готов на все! И не потому, что сам виноват! А потому, что нет в мире женщины лучшей, чем моя Амаль! – И да будет так! А теперь повтори-ка мне то, что нашаманил тебе этот глупый знахарь… Синдбад опустился на подушки и, прикрыв глаза, постарался воспроизвести слова безумца как можно более точно. – Он так и сказал? «Напоить деву водой жизни из колыбели жизни…»? – О да, мудрейшая. Так и сказал. – Не так уж он и безумен, как говорят… «Вода жизни», без сомнения, это молоко. Значит, надо будет напоить девочку теплым молоком. Сие нетрудно. Вот и коза уж который день недоенная… Колыбель… Колыбель жизни… Кара начала осматриваться, пытаясь то ли найти разгадку, то ли просто отвлечься от раздумий. – Это же яйцо! Должно быть, надо окропить губы твоей уснувшей супруги молоком, налитым в скорлупку яйца… – Но это же так несложно, почтенные. Неужели избавление будет столь простым? Неужели моя любимая вот-вот откроет глаза? – Так не медли же! Вот куриное яйцо. – Кара вытащила из корзинки это самое яйцо, не обращая ни малейшего внимания на громко возмутившуюся курицу. – Вот коза… Теперь Синдбад поднимался в опочивальню совсем иначе – не с опасением, но с надеждой! Он и двигался иначе – не боясь потревожить жену, а пытаясь возвестить о своем появлении. Вот капнуло молоко на чуть приоткрытые губы Амали… И та издала вздох, такой долгий и долгожданный… Вздох, прозвучавший громом в тиши. Всего один, но такой желанный и такой обнадеживающий вздох. И потом вновь пала тишина… Тишина неподвижности, тишина ускользнувшей мечты… – Что ж, друг мой, мы попытались, верно? – Хасиб был обескуражен и, пожалуй, расстроен не менее, чем сам Синдбад. – Смотри, мальчик, – карканье старой вороны цыганки в тот миг показалось Синдбаду слаще самого сладкоголосого пения. – А ведь девушка-то шевельнулась. Уста ее чуть заалели, да и дышит она теперь чуть чаще… Похоже, малыш Хасиб, ты на правильном пути. – Должно быть, так, – пожал плечами Хасиб-чародей. – Но стоять на правильном пути и добиться победы – это несколько разные вещи. Ты не находишь, уважаемая? – Самая большая победа начинается с маленького первого шага… – пожала плечами в ответ цыганка. – Теперь осталась малость – понять, чего мы не поняли… Казалось, что Хасиб не слышит старухи – он отдал окаменевшему от разочарования Синдбаду чашу с молоком и опять стал руками производить движения над ложем. – Воистину ты права, почтенная, и мы на верном пути. Полог ледяного холода стал куда тоньше. Хотя моих сил не хватит, чтобы пробить его. – И это есть добрый знак, мальчик. Это добрый знак… А теперь попытайся вернуть себе силы – вечером представление. Боюсь, ты сможешь потерпеть неудачу, если сейчас же не перестанешь тратить свой дар. – Но мы же вот-вот достигнем цели! – О нет, юноша. Боюсь, что «вот-вот» мы ее не решим. – Не спорьте, добрые мои спасители! – Синдбаду была приятна горячность Хасиба и суровая честность цыганки. – Мы не спорим, почтеннейший. Мы так давно дружим, что скорее соглашаемся друг с другом. Но, увы, – тут Хасиб стал говорить тише, – я и в самом деле мечтаю тебе помочь не потому, что от этого зависит судьба прекрасной женщины, а потому, что глупое школярское нетерпение заставляет меня торопиться. – Ты уже помог мне, умнейший. Ибо я знаю достаточно, чтобы, не впадая в отчаяние, искать вместе с тобой предмет, каким может быть сей «источник жизни». – Ты не понял, достойный супруг, – в разговор вмешалась Кара. – Мы знаем, что это за предмет. Это яйцо. И осталось лишь понять, каким должно быть яйцо, чтобы все-таки разбудить твою жену и тем самым развеять тысячелетние чары. |