
Онлайн книга «Права животных и порнография»
– Нет, мэм. – Сесть к кому-нибудь за столик и заказать шампанское. Это такая хитрость. Потом, когда она вернется с бутылкой, запросит бешеные деньги. Как правило, это людей так ошарашивает, что они сразу раскошеливаются. Мы на них нажимаем, и они платят. Хочу, чтобы ты знал заранее, был готов. – Она откидывается на стуле и выпускает из цепких пальцев его локоть. Добавляет: – Думаю, с голубем, это ты правильно. На самом деле коробка пуста. Он ее взял с собой на случай, если надумает вернуться и забрать крысу. Однако пока что он колеблется. Масса сомнений: она и ночь-то вряд ли переживет, не говоря уже про обратный путь. Вспоминает Эми и ту квартирку, что они снимают в Монтане. Перед самым его отъездом она сказала: «Я люблю тебя». А он в ответ ничего не сказал. Подходит официантка с бутылкой и бокалом: – Сорок долларов. – У меня нет таких денег, – говорит он. У него дрожат руки, и на лице – он чувствует – выступает пот, – Принесите ей обычную порцию виски. Это все, что я могу себе позволить. Официантка долго на него смотрит, видит, что он стоит на своем, и уходит. – Вы уж извините, – говорит он танцовщице. Она пожимает его локоть, но в глаза не смотрит. Девушка, которая была с Брайаном, встает, идет к сцене. А тот запускает в волосы три пальца и склоняет голову набок. – Все, мне пора, – говорит он. Выуживает из бумажника десять долларов и кладет на салфетку. – Все, что останется, – ваше, – говорит он танцовщице. Брайан с силой бьет ребром ладони о парковочный счетчик. – Пятьдесят долларов, – говорит он. – Н-да. – Он вглядывается в сточный желоб, хотя они в нескольких кварталах от того места, где он видел крысу. – Меня они тоже опустили, – врет он. Они по-прежнему в районе секс-шопов: промельки наготы, пластик, резина, цепи. Вывески обещают двадцать четыре канала непрерывной порнографии. Около входов в стрип-бары стоят девицы, зазывают: – Эй, сюда, сюда заходите. – Тут одно блядство сплошное, – говорит Брайан. – Пойду в итальянский квартал, лучше в тамошнем баре буду Терри дожидаться. Здесь я уже сыт по горло. – Ладно. А я тут еще побуду немножко. – Да все равно ж ты ее не найдешь. – Знаю. Просто хочу еще побродить. – Что ты делаешь? Мы что – за этим сюда приехали? Болтаться тут и любоваться на все это говно? – Все-таки что-то новое. – Да дрянь это, господи. Ты что, хочешь, чтобы тебя выебли? – Нет, – говорит он. – Хочу только посмотреть, что к чему. – В жопу, – говорит Брайан, – я насмотрелся. Хватит. Слушай, а ты по Эми не соскучился? – Н-ну да, соскучился. Тут Брайан говорит: – Ты что, надумал от нее слинять? – Нет. – Я тебя насквозь вижу. Знаю, что у тебя на уме. Смотри, останешься в конце концов один, будешь по таким вот помоечным притонам скитаться в поисках дозы. – Да ты чего на меня взъелся? – Я не взъелся. Просто не пойму, на кой черт мы сюда приперлись. И не пойму, тебе-то чего надо? – Я и сам не знаю. – Тебе, как видно, надо огрести по полной и сверх того, – говорит Брайан, глядя в сторону. – Только тогда научишься ценить хорошее. Сперва он делает вид, будто просто гуляет, потом принимается нагибаться, приседать, заглядывать под машины. Крысы нет. Осматривает тротуар из конца в конец. Навстречу полицейский – идет, глядя прямо перед собой. Когда с полицейским разминулись, он прочищает горло. Полицейский не оборачивается. Тогда он громко произносит: – Вы не видели крысу? Полицейский молча неотрывно смотрит на него. Он чувствует, что полицейский каким-то образом знает, что он был в стрип-клубе. Чувствует, что полицейский о нем еще и что похуже думает: что он был не только в стрип-клубе, а и во множестве этих мелких лавочек вдоль всей улицы. Он уточняет: – Ну, в смысле, здесь. На тротуаре. Покачав головой, полицейский идет дальше. Через три шага останавливается, поворачивает назад: – А зачем тебе крыса? – Ни зачем. Он идет прочь, останавливается у какого-то проезда. Там нет освещения, и, уже ступив в темноту, он вдруг замечает, что у стены сидит человек, вытянув ноги. Он отступает. За спиной у сидящего что-то копошится в газетах, он уверен, что это давешняя крыса. Сидящий говорит: – Эй ты, ты что-нибудь принес мне? Денежку мне принес? Новый год сейчас или нет? – Нет, еще два дня остается. – Ну так Рождество, значит. Он вынимает из бумажника доллар и подает человеку. Газеты неподвижны. Перешагивать через сидящего не решается и поворачивает обратно. – С Новым годом, – говорит человек. Начался дождь. Он набрал номер телефона в Монтане: – Эми? – Привет. Ты уже на месте? – В Сан-Франциско. (В воздухе холодает, капли дождя падают чаще.) – Ты словно далеко-далеко. Доехали хорошо? – Ага. – И что вы там делаете? – Бродим по городу. А ты что делаешь? – Ничего. Всю ночь мела метель. Читаю журналы, смотрю телевизор. Между прочим, от пластика, которым ты затянул окна, и впрямь тепло. (Плеск от проезжающих машин временами глушит ее слова. Мимо проходят двое, говорят по-иностранному. Один смеется и похлопывает другого по заду. Задувает ветер.) – Я соскучилась, – говорит она. – А хорошо было на Рождество. – Ага, я тоже вспоминаю. Он поднимает взгляд вверх, горизонт застят силуэты зданий на фоне серых туч. Он говорит: – Чуть было не купил тебе ручную крысу. Она молчит. Потом говорит: – Крыс я боюсь. Наверно, я тебе не говорила. – Да мне вообще-то следовало знать. Почти все их боятся. А как насчет голубей? – Слушай, я зажгла ту свечку, что ты подарил, – ну, ту, которая корицей и сосной пахнет, помнишь? Такое чудо. А горит медленно-медленно, я ее час назад зажгла, так она все еще почти как новая. – Я рад, что она тебе нравится. – Bay, как снег-то валит. Даже красиво. Он видит, как она сидит у самого окна в полутьме. Видит, как падает снег и как горит свеча. Видит даже себя рядом с ней. Эми стоит у окна. Он сидит в кресле. Они уже старые. В комнате тепло, падает снег, и свеча наполняет комнату ароматом. Его пугает тепло. И она его пугает. И сам себя он пугает. Хочет понять отчего, что заставляет человека пугаться таких вещей – добра, тепла, – но не может. Она зовет его по имени. |