
Онлайн книга «История жизни венской проститутки, рассказанная ею самой. Книга 1»
Леопольд тут же исчез, а мы ещё привели себя в надлежащий порядок, прежде, чем покинуть комнату для прислуги. На следующее утро после этого, богатого для меня на события дня я отправилась в церковь на исповедь. Помощник священника спросил меня: – Итак, дочь моя, предавалась ли ты с мужчинами нецеломудренным действиям?.. – Да, – сказала я. – Ты позволяла сношать себя?.. – Да… – Брала ли ты мужские половые органы в рот? – Да… – Играла ли ты рукой с ними?.. – Да… – Совершала ли ты ещё что-нибудь? – Да… – Что именно? – Я позволяла также вставлять себе с обратной стороны… – С обратной стороны?.. – Да… – Не в анальное ли отверстие?.. – Туда, ваше преподобие… – Вчера ты забыла об этом упомянуть… – Ваше преподобие меня об этом не спрашивали… Он призадумался: – К сожалению, я и сам об этом запамятовал. Делала ли ты ещё что-нибудь? – Да… – Что же ещё, о господи!.. – Я позволила вылизать себе плюшку. Он строгим голосом произнёс: – В этом тебе нет нужды исповедоваться, это грехом не было… – Ваше преподобие, – заметила я, – я имею в виду не вас… Это был кое-кто другой… Он укоризненно покачал головой: – Совершала ли ты ещё что-нибудь… может быть, тебя кто-то лизал ещё?.. – Нет, – сказала я, – но вчера после обеда ещё кое-кто меня угостил… – Кто же? Он был весьма удивлён. – Леопольд… – Кто это такой?.. – Главный официант в ресторане родителей Мелани… – Так, и каким же образом? Я чистосердечно исповедалась во всём. Выслушав меня, он покачал головой: – Делала ли ты ещё что-нибудь… может быть, играла с женскими грудями или половыми органами?.. – Да… с грудями Мелани, и ещё с множеством других… – А со своим братом ты вступала в кровосмесительную связь? Я не понимала, что он имеет в виду, однако ответила «да», чтобы его посердить. Он ещё раз спросил меня, не раскаиваюсь ли я в совершённых грехах, и я клятвенно его в этом заверила. В качестве епитимьи он наказал мне прочитать много раз «Отче наш», «Ангельское приветствие» и символы веры. На прощание он сказал: – Ступай и не греши впредь, грехи твои отпущены. Исправляйся! Если ж тебе всё– таки случится опять впасть в грех, не отчаивайся, приходи ко мне, и я тебя снова очищу. Однако если ты хоть словом обмолвишься об этом с людьми посторонними, ты на веки вечные лишишься спасения души, и черти в преисподней будут поджаривать тебя на раскалённых углях. Я с лёгким сердцем покинула исповедальню. Однако в течение нескольких недель я заметила, что преподаватель катехизиса в школе стал как-то странно посматривать на меня. Я боялась его и полагала, что он просто старается придраться ко мне. Однажды, прохаживаясь взад и вперёд между партами, он, проходя мимо меня, неожиданно положил мне на голову руку, так ласково и приветливо, что я от этого прикосновения резко вздрогнула. Затем он погладил меня по спине, продолжая при этом разговаривать с классом. Я почувствовала себя необычайно польщённой и с любовью посмотрела ему вслед. Во время следующего занятия он проводил опрос. Мы должны были записывать вопросы, которые он нам задавал, а одна из нас всегда находилась на возвышении возле его кафедры, чтобы на эти вопросы ответить. И эти ответы мы тоже должны были записывать. Вначале он вызвал по очереди двух девочек, а затем меня. По его требованию я встала перед ним спиной к учительскому пюпитру, который скрывал от взоров класса нижнюю часть моего тела. Сам он сидел, а я стояла у него между ногами. – Ты действительно хорошо подготовилась к уроку? – спросил он и взял меня за руку так, чтобы та коснулась ширинки его брюк. У меня даже мысли не возникло, что он сделал это преднамеренно. Однако он двигал мою руку таким образом, что она как бы случайно прошлась взад и вперёд по его ширинке. Теперь я почувствовала, как в ней подрагивает что-то твёрдое. Он посмотрел на меня. Затем откровенно крепко приложил мою ладонь к заветному месту под брюками, и я даже сквозь сукно смогла почувствовать его хвост. Он отпустил мою руку, но я не убрала её. После этого он ещё раз посмотрел на меня, и теперь я знала, чего он хотел. Я очень возбудилась от гордости и внезапно охватившей меня похоти, и приступила к делу, то есть сжала пальцы, и сразу наполовину обхватила его булаву, хоть она и была в футляре. Он приступил к длинному диктанту, единственной целью которого, как я заметила, было только занять остальных. При этом мы периодически смотрели друг другу в глаза, и вдруг он расстегнул брюки, и на волю выпрыгнула его голая заводная пружина. Она была очень изогнутая, как и нос преподавателя катехизиса, но ужасно толстая и обжигающе горячая. Мы по-прежнему смотрели друг на друга, и так я начала тихонько, едва ощутимо потирать его и, стараясь, чтобы никто ничего не заметил, отзываться на его движения. Лицо у него побледнело, и он осторожно забрался мне под юбки, так ловко, что на его движение никто даже внимания не обратил. Я расставила ноги чуточку шире и подалась животом вперёд, чтобы облегчить ему доступ. Он тотчас же нашёл правильную позицию и щекотал меня так нежно, что горячий и холодный озноб пробежал у меня по спине. Мы стояли глаза в глаза. При этом он всё время продолжал говорить, диктуя свой благочестивый диктант. Наконец, он отпустил меня и отослал за парту. Потом вызвал Фердингер. Та взошла на кафедру, а я исподволь, но очень пристально и внимательно следила за происходящим со своего места. Я увидела, как она сама встала между его ног. И поскольку действовала она крайне неловко, я сразу заметила, что она играет его хвостом, а он – её раковиной. Сразу после неё он снова вызвал меня. – Принеси мне свою рабочую тетрадь… Когда я оказалась возле него, он сказал: – Ты можешь писать здесь. Я повернулась к нему спиной, стоя склонилась над пюпитром, сознавая, что сейчас будет происходить нечто совсем иное. И верно, как только я встала перед ним в таком виде, он, сидя позади меня, медленно приподнял мне платья. Мне хотелось всячески ему поспособствовать, и я услужливо выдвинула попку ему навстречу. |