
Онлайн книга «Сто осколков одного чувства. Эротические этюды №№1-52»
Ничего такого не нашлось, и Она вернулась в тусовку, чтобы привычно раствориться в ней. «Водопроводчик», не относящийся к числу поэтов, музыкантов, художников и просто гениев, в тусовке не растворился, а выпал в осадок и уселся за стол, в уголок, и достал бутылку водки. Он оглянулся в поисках собутыльника, но стол был пуст, и спавший за ним модельер, похожий на сломанный манекен, в счет не шел. Неизвестно почему, Ей захотелось выпить с хмурым посторонним, и Она уселась за стол напротив. Он без лишних слов налил две стопки, и они тихонько чокнулись. При ближайшем рассмотрении гость перестал быть похожим на водопроводчика. В его глазах, глядящих на гостей через Ее плечо, отливало что-то холодное и нержавеющее. Ей стало интересно. А еще Она рассердилась, что гость рассматривает гостей за ее спиной, не обращая на нее никакого внимания. Так ей показалось. Она встала, обошла стол и уселась рядом с ним. – Интересные люди, правда? – спросила Она, законно гордясь умением собрать громокипящую компанию. – Вы их всех знаете? – спросил Он в ответ. Голос был хорош, но чересчур ровен, на ее вкус. – Да. Например, та, на которую вы сейчас уставились – известная в узких кругах певица. – Хорошо поет? – Нет. Но приводит сюда музыкантов, которые хорошо играют. – Интересно. – Врете. Ничего вам не интересно. – Хорошо. Вру, – Он улыбнулся. – Неинтересно. Выпьем еще? Она погрозила невидимому вертолету и тряхнула головой, отбрасывая лишний хмель. – С удовольствием, – Ее заинтриговал человек, щелчком отбросивший весь Ее мир. Она расценила его поведение как вызов и приняла его. – За что пьем? – За ваш город. Я очень люблю его, хотя бываю здесь все реже. – Что так? – Работа. – И где же вы работаете? Европа? Америка? А может, Япония? Теперь это модно. У вас вид узкого специалиста. – Под Мурманском, – сказал узкий специалист с ударением на «а». – Так что, по вашей классификации, наверное, Европа. – Ого, – сказала Она, и представила себе Россию, которая начиналась за окружной дорогой и состояла из ржавых арматур, торчащих из сугробов. – И как вам там живется? – Приезжайте – увидите. В двух словах не расскажешь. – Еще чего, – Она поежилась. – Уж лучше вы к нам. – Выпьем, однако... – в его глазах мелькнул стальной блик. Он опрокинул рюмку и поставил на стол, как стреляную гильзу. – Не обижайтесь... – Она почувствовала себя виноватой и положила руку на его пальцы. Пальцы обожгли Ее незнамо чем, и она отдернула руку. – Хорошо. Не буду. Что же вы... так и живете? – Как – так? – удивилась Она. – Ну... – он замялся. – Шумно, что ли... – Вы хотите сказать – бестолково, бессмысленно, глупо? – Я этого не говорил. – Но подумали. – Нет. Я думаю... О другом. – О чем же? – О ваших губах. – Вот как? – Она почувствовала в руках козырь, фраза была из ее мира. – И что же вы о них думаете? – Представляю, как они будут выглядеть без помады. Она улыбнулась, взяла со стола салфетку и тщательно вытерла губы. – Ну, как? – Красиво, – он улыбнулся и потянулся за бутылкой. По дороге он коснулся ее локтя, и Ее снова ударило током. – Вы бьетесь током, как электрический скат. – Это... Это статическое напряжение. Год без движения создает нечто подобное. – Вы что же, работаете манекеном?... – Она покосилась на спящего модельера. – Нет. Я о других движениях. – Непонятно. – Ладно, скажу так, чтобы было понятно. Год без женщины. – А-а-а... – Она разочарованно вздохнула. Все оказалось проще, чем она думала. Потом Она посмотрела в его глаза и поняла, что все снова запуталось. Он разлил водку в стопки, и они выпили еще по одной. Эта рюмка, как выбитая табуретка, подвесила ее в пьяной прострации, где умиление и восторг соседствовали с тошнотой и невесть откуда взявшейся тоской. Середина вечера прошла в беспамятстве. Она пришла в себя только в постели. Незнакомец лежал рядом, тоже голый. В окнах начинало светать. Они занялись любовью с тем пылом, с каким встречающие бросаются на платформу сильно опоздавшего поезда. Гость по-прежнему бился током, но теперь это было кстати. Он не отличался столичным мастерством по части неприличных поцелуйчиков, в его нежности было что-то провинциально-старомодное. Сквозь нежность то и дело прорывался грубый, не знающий утоления, голод. У него были большие, сильные руки и мощнейший рычаг, на котором она повисала снова и снова с безвольностью освежеванной туши. Они почти не разговаривали, и, только забившись в судорогах тоскливого восторга, Она пролилась слезами и словами, смысла которых не понимала сама... Потом Она спрашивала себя, сколько дней, месяцев или лет длился этот восторг. И куда подевались все гости... (потом выяснилось, что он выставил всех за дверь, включая Какаду и спящего красавца, которого лично вынес на руках в теплый подвал). И еще... Она никак не могла понять, что сделал с ней этот человек со стальными глазами... Хроника дальнейших событий Наутро гость уехал к себе в тмутаракань. Она с трудом взяла себя в руки и позвала Какаду за разъяснениями, где он подцепил своего удивительного знакомого и как с ним можно связаться. Старый попугай ответил, что познакомился с гостем в пивняке на Столешниковом и знать не знает, где его теперь искать. Она затосковала и стала, как школьница, потихоньку любить своего случайного попутчика. Былое окружение показалось ей надоевшим, она разогнала гостей и жила одна, сидя на диете воспоминаний. Через месяц от него пришло письмо – теплое, старомодное и очень серьезное. Во всем письме ее больше всего заинтересовали две строчки – обратный адрес на конверте. Там был номер какой-то воинской части и название городка. Она собрала пожитки, позвала Какаду и полночи просидела с ним на кухне за бутылкой водки, прощаясь с ним и с самой собой. Потом они легли в постель и ласково, по-дружески, приласкали друг друга на посошок. Наутро она поехала в городок, указанный на конверте, и, после долгих поисков, нашла свою иголку в стоге человеческого сена. Он оказался офицером в средних чинах, жил в унылом гарнизоне и выглядел крепким, здоровым и несчастным человеком. Увидев ее, он заметно пошатнулся и долго не мог прийти в себя. К счастью, у него не оказалось ни жены, ни детей (вариант, который просто не приходил в голову ошалевшей городской штучке). Ее приезд произвел фурор в гарнизоне, унылость которого только подчеркивалась идеальной чистотой и порядком. Ворвавшись в одноцветные будни немногословных и измученных пьянством людей, Она разукрасила их на все лады. |