Книга Прошепчи его имя, страница 61 – Элизабет Торнтон

— Вот как? — пробормотал он.

Барбара восприняла это как разрешение продолжать.

— Вейлы уже давно пытаются сбыть ее с рук, но безуспешно. Твоя Абигайл — убежденная старая дева. У нее нет чувства стиля, она не умеет одеваться. Человеку с твоим положением просто стыдно иметь такую жену.

— Мисс Вейл совсем не такая, как ты думаешь, — миролюбиво возразил Хью. — В ней есть много такого, чем я восхищаюсь.

— Что же, например?

Барбара была искренне удивлена, и это начинало раздражать Хью.

— Ты вряд ли поймешь, о чем я, но я всегда восхищался ее умом. Кругозором. Начитанностью. Интересом к жизни. — «Ее нежной кожей, ее полной упругой грудью, искренней, неподдельной страстью».

Он улыбнулся своим мыслям, и брови Барбары удивленно поползли вверх.

— Но все это не сможет удержать тебя долго.

— Ты полагаешь, что настолько хорошо знаешь меня, Барбара?

Она резко встала с кресла и подошла к буфету. Налив себе вина, она вернулась к камину и опустилась на колени перед Хью. Барбара была чертовски соблазнительна. Возможно, Хью не устоял бы перед ее призывом, если бы мог хоть на секунду убедить себя в том, что в ней есть хоть капля искреннего чувства.

Несколько секунд он внимательно изучал Барбару, затем спросил:

— Каким ты видишь меня? Что я, по-твоему, за мужчина?

На губах ее заиграла улыбка.

— Ты опасен, Хью Темплар. Очень опасен. Ты легко поддаешься страсти, но так же легко впадаешь в жестокосердие. Ты — безрассудный воин. Ненасытный любовник. Ты — мужчина, о котором тайно мечтает каждая женщина.

Откровения эти вызвали у Хью отвращение, но не удивление. Барбара была не первой, кто хотел заняться с ним любовью, видя в нем необузданного дикаря, в надежде испытать необычные, острые ощущения.

— И ты уверена, что я именно такой?

— Я знаю это.

— А что, если я скажу тебе, что твое описание не имеет ничего общего с моей истинной сущностью? Что я предпочитаю обществу людей общество книг и больше всего люблю копаться в грязи, разыскивая осколки древней керамики и старые монеты.

— Я скажу, что ты лжешь. Так тебя видит твоя мисс Вейл? Если бы она узнала, каков ты на самом деле, она, должно быть, пришла бы в ужас.

Пожалуй, Барбара слишком часто вставляла в разговор имя Абигайл.

— Тот человек, о котором ты говорила, и меня поверг бы в ужас, — усмехнулся Хью. — Кстати, у меня есть для тебя кое-что.

Он вынул из кармана черный бархатный футляр. Барбара раскрыла его и увидела внутри шикарный, усыпанный бриллиантами браслет. Это был прощальный подарок, и оба они понимали это.

Барбара с любопытством посмотрела на Хью.

— Неужели это так необходимо? Женись на здоровье на своей мисс Вейл. Это не помешает нашим отношениям.

— И тебе будет все равно?

— А что в этом особенного? Так устроен этот мир.

Улыбка Хью была полна сарказма.

— Вот тут ты права. Но совсем не так устроен мир мисс Вейл. Да она убила бы меня, если бы я попытался завести любовницу, будучи ее мужем. Но все это абсолютно бессмысленно. Я не женюсь на мисс Вейл.

— Понимаю, — Барбара поднялась с колен и встала у окна спиной к Хью. Затем она спросила каким-то странным голосом: — Но если ты так сильно влюблен в эту мисс Вейл, зачем же ты снова связался со мной?

— Влюблен? — Хью бросил на нее взгляд, полный невысказанной боли. — С чего ты взяла? Честно говоря, я с удовольствием свернул бы ей шею.

Барбара снова повернулась к нему, и, поскольку Хью понимал, что поступил с ней дурно и должен объясниться, он сказал:

— Мы с Абби сильно, очень сильно разошлись во мнениях относительно самых важных в этой жизни вещей. Она была со мной нечестна. Тут не может быть сомнений.

И только по дороге домой Хью понял вдруг, что его почему-то не волнует больше, по чьей вине им с Абигайл пришлось расстаться.

* * *

Абби быстро прошла в прихожую и остановилась, чтобы просмотреть почту. Она быстро перебрала письма, но не нашла ни одного, адресованного ей. Ничего необычного. Бросив письма на столик в углу, она поднялась по лестнице.

Она слышала, как ее окликнула Гариетт, но прошла в свою комнату, сделав вид, что не заметила. Она была не в себе и с трудом могла дышать, не то что разговаривать с кем-либо. Едва переступив порог, она принялась сдирать с себя одежду. Одежду Гариетт. Она была с ног до головы одета в вещи своей сестры. Ну и что?

Через несколько секунд в комнату ворвалась Гариетт. Она выглядела ничуть не лучше сестры — волосы ее были растрепаны, шляпка болталась на спине, глаза были красными от слез.

— Абби? — рыдала она. — Что с тобой, Абби?

Абигайл указала на костюм для верховой езды, который только что сняла и бросила на кровать.

— Я… ненавижу… бордовый цвет.

— Бордовый цвет?

Абби кивнула, продолжая всхлипывать.

— Но ты сама выбрала этот костюм! И тебе очень идет бордо!

Абби переминалась с ноги на ногу.

— Не двигайся, — приказала Гариетт. — Стой там, где стоишь. Сейчас я принесу тебе бренди. Хорошо?

Когда Гариетт выбежала из комнаты, Абби опустилась в кресло и закрыла лицо ладонями. Ей трудно было дышать. Казалось, она вот-вот задохнется. Но почему? Что с ней?

Гариетт снова была рядом. Она заставила Абигайл глотнуть бренди.

— Еще, — настаивала Гариетт, прижимая стакан к губам Абби.

Напиток ожег горло. Ощущение было пренеприятное, но, как ни странно, это помогло. Когда Абби удалось оттолкнуть руку Гариетт, она снова могла дышать.

Гариетт сунула стакан ей в руки.

— Допей это. Ты вся дрожишь. Сейчас дам тебе халат.

Абби потягивала бренди, а Гариетт направилась к гардеробу. Халат тоже был бордовым, и хотя Абигайл понимала, что ведет себя глупо, она снова залилась слезами.

Завернув сестру в халат, Гариетт придвинула стул, села рядом и заставила ее допить бренди. Постепенно Абби перестала дрожать, дыхание ее сделалось ровным, слезы высохли, напряжение ушло, оставив после себя уныние и отчаяние.

В комнате повисла тяжелая тишина.

— Абби, дорогая, ты ведь на самом деле не веришь в то, что сказала мне в парке? — осторожно спросила Гариетт, заглядывая сестре в глаза.

Абигайл растерянно смотрела на стакан, который сжимала в руке, словно не понимая, откуда он взялся.

— Мы должны смотреть в лицо фактам, Гариетт, — сказала она. — На мое объявление не последовало никакой реакции. Никто не попытался связаться с нами, а мы ведь предоставили им такую возможность. Прошла уже неделя, больше недели. — Тут она взглянула на Гариетт, и последние, жестокие слова застряли у нее в горле. Но молчание ее говорило яснее всяких слов.