Книга Надежду убивают первой, страница 28 – Марина Серова

— Ну вот, Евдокия, — начал без обиняков бывший участковый. — На этот раз ты влипла по-настоящему. Вот пришли тебя арестовывать.

— Чего?! Это кого ты пришел арестовывать? За какие такие грехи? Да кто тебе дал такие полномочия-то?.. — вскипала, точно паровой котел, хозяйка избы.

— Успокойтесь ради бога, Евдокия Прохоровна, и давайте сначала просто поговорим, — прервала я бурный словесный поток. — Нам пока нужно, чтобы вы ответили на несколько интересующих нас вопросов.

— То-то же! А то арестовывать пришли!

— Скажите-ка нам, почему вы обманули вашу бывшую соседку Александру Семенову, когда она приезжала в поселок после смерти своей матери?

— Какой еще обман? Никого я не обманывала. Даже не помню, чтобы Семенова приезжала в Залесье.

— Ах, не помнишь! — не удержался участковый. — А кто тем летом всех баб в поселке взбаламутил? Кто сплетни распустил, будто мамаша Олечки приезжала и от ребенка отказалась? В общем, дорогая соседушка, свидетели найдутся.

— Ой, ой, ой! Грош цена твоим свидетелям! Никто не слышал, о чем мы с ней говорили.

— Ошибаешься. Напрасно ты так думаешь. Так что давай-ка не ойкай, а выкладывай все начистоту.

Глазки Прохоровны испуганно забегали, она так сильно вцепилась руками в стол, что костяшки ее пальцев побелели.

— Ну, было дело… — неохотно призналась женщина. — Что правда, то правда. Приезжала Александра в поселок. Ворвалась ко мне в огород и давай в дверь барабанить. Сама вся разодетая, серьги золотые на ней, колечки, туфли на высоких каблуках. Думаете, ей дочь была нужна? Себя показать приезжала! Вот я ее и отослала, чтобы не маячила перед глазами.

— Не может быть! — воскликнул Кузьма Михайлович. — Ты что же это наделала? Ребенка матери лишила!

— Ты, Михайлович, совсем рассудок потерял! Какая из нее мать? Да твоя Семенова — прожженная бестия, клейма ставить негде!

— Ах ты, кошка драная! Врать-то горазда! А письма и деньги из Москвы почему соседям не приносила?

— Ох, что-то мне нехорошо… мигрень опять начинается, сил больше нет терпеть, — театрально хватаясь руками за голову, простонала Прохоровна.

— Брешешь опять! Вечно ты своими болячками прикрываешься. А ведь я еще тогда заподозрил, откуда ты то на новый телевизор, то на пальто, то на сапожки деньги находишь.

Евдокия Прохоровна молчала, продолжая изображать больную.

— Да ты и впрямь в лице переменилась! — продолжил бывший участковый. — Только дело не в мигрени, а в дурной твоей голове. Живо отвечай, куда чужие деньги дела? А не то сейчас же отвезем тебя в районный участок. Там церемониться не станут!

Препираться Прохоровна перестала, испугалась попасть в милицию.

— Виновата! Прости, Михайлович, меня, грешную!

Внезапно она уронила голову на руки и зарыдала.

Такая ее реакция чрезвычайно меня удивила.

— А ну, хватит сопли пускать!

— Черт попутал! Все деньги себе брала, а письма сжигала!

— Неужели ты нуждалась так сильно или осерчала за что на Семеновых? Вроде не самая бедная в поселке была?

Евдокия Прохоровна перестала всхлипывать, настороженно посмотрела на бывшего участкового.

— Почему вы так поступили? — спокойно повторила я вопрос.

— Всю жизнь эта семейка стояла мне поперек дороги! Сначала Анна, потом подросла Александра и тоже добавила дегтя.

И тут Евдокию словно прорвало. Женщина, задыхаясь от злости, вываливала все свои обиды.

Евдокия и Анна знали друг друга с детства. Девочки вместе играли на сельских улицах, гуляли в лесу, ходили в один класс.

Как-то в поселок приехал новый мальчик Володя. Был он круглым отличником. Но самое удивительное, за что в него влюбились почти все девочки поселка, это то, что вел он себя как интеллигентный взрослый мужчина — культурно и обходительно. К тому же ботинки у Владимира всегда блестели, а на брюках красовались безупречно ровные стрелки.

Приехали его родители в Залесье поднимать народное хозяйство. Отец был агрономом, мать преподавала в школе немецкий язык. Им выделили лучший дом в поселке — кирпичный, стоявший на центральной улице, рядом с сельсоветом и магазином.

Каким-то чудом Евдокии удалось обратить на себя внимание новичка, и он предложил ей сидеть за одной партой.

Другие девчонки ей завидовали — учеников в поселке было немного и свободных парт хоть отбавляй.

Иногда Володя провожал подругу из школы. Но так как Евдокия и Аня жили по соседству, то домой они ходили втроем.

Евдокия уже считала Владимира своим женихом и строила планы на будущее. И все могло бы сложиться хорошо, но вышло совсем не так.

Владимира призвали служить, а вернувшись в поселок, он вдруг рьяно принялся ухаживать за Анной.

Подруги перессорились и перестали разговаривать друг с другом. Даже когда Владимир сделал Анне предложение, Евдокия не поверила, что потеряла парня навсегда, и не пришла к молодоженам на свадьбу.

Правда, через год сама Евдокия вышла замуж за местного тракториста Федора, и отношения соседок перешли в новую фазу. Они здоровались, мило улыбались при встречах, но негласно между ними будто проходили какие-то соревнования. Каждая из них пыталась доказать, что на ее долю счастья выпало больше. Однако это только казалось. На самом же деле Евдокия черной завистью завидовала бывшей подруге и тайно злорадствовала при каждой ее неудаче.

Счастье Анны длилось недолго. Зимой, на пятом году их совместной жизни, Владимир погиб. Переправляясь на поселковой машине через реку по льду — моста тогда еще не было, — грузовик ушел под воду. Лед не выдержал тяжелой техники, треснул, и темная вода поглотила машину вместе с ее пассажирами. Спасти людей не удалось, погибли все — агроном, его жена, Владимир и шофер.

Анна осталась вдовой с четырехлетней Сашей на руках. Из кирпичного семеновского дома ей пришлось переселиться.

Через полтора года муж Евдокии утонул в той же реке, решив искупаться, как говорится, под хмельком.

Итак, двум одиноким женщинам с малолетними детьми — девочкой и мальчиком — пришлось самостоятельно вести хозяйство и заботиться о малышах.

Нюрина Александра росла спокойным, послушным ребенком. Год от года девочка становилась все краше, унаследовав от родителей хорошую фигуру и приятные черты лица. С Юркой проблем оказалось куда больше. Как и всем мальчишкам, ему постоянно нужно было куда-то лазить, что-то ломать и досаждать этим матери. Да и внешне он не отличался ничем примечательным — рос худым и бледным, как парниковый огурец.

И все бы еще ничего, если бы этого бестолкового мальчишку не тянуло в соседний двор. Все, что можно было вытащить из дома, он относил Александре — пирожки, конфеты, игрушки, книжки и карандаши. Кажется, была бы его воля, он и сам остался бы у Семеновых. И чем строже мать запрещала Юре бывать у соседей, тем сильнее было желание мальчика туда пойти.