Онлайн книга «Ночи Клеопатры. Магия любви»
|
– Он долго умирал… – Так ему и надо! Диктатор проклятый… – Кому – так и надо? Нашему Цезарю так и надо?! Это тебе …, так и надо! Короткий замах, крепкий кулак врезается в нос. – Бей его, братцы, он … о нашем Цезаре такое! Служанка осторожно тянет ее за руку. Да, лучше уйти; наблюдать за расправой ей не хочется. В чем повинен этот человек, которого сейчас бьют уже ногами? Разве он воткнул в бок Юлию стилос? Разве он сорвал с него тогу? Нет. Это сделали они, двадцать человек, Бруты – Марк Юний и Децим, Лонгин с вечно голодными глазами, – посмотрев на такого, сразу понимаешь, что ему опасно подставить открытую спину. Марк Эмилий Липид, втянутый в заговор свои шурином Марком Юнием Брутом (он женат на одной из его единоутробных сестер). Это их следовало бы разорвать на куски. Если бы она могла… Если бы она только могла! – Говорят, они его и ранить-то как следует не смогли. Кровью истек… – …а он и говорит: «И ты, Брут?» – Ничего подобного! Он сказал: «И ты здесь, сынок?» – И ничего не сынок. Цезарь вообще промолчал, а вы все придумываете! – А ты откуда знаешь? Может, ты сам там был? Может, ты прикончил нашего Юлия?! – …ведь Брут ему сын! – Потому и бесился, что папаша его наследником не назвал! – Да может, и не сын еще. Сервилия – та еще … с кем только ни путалась! – Да, говорят, она и сейчас еще… того… – Так она же старуха! Ей шестьдесят! – Шестьдесят три. – Тем более! – А ты ее видел? Моя жена в сорок хуже выглядит. – Это потому, что она патрицианка. Богатые – они живут лучше, вот и старятся позже. – Это потому, что жену меньше лупить надо! Тогда и выглядеть нормально будет. – Да ты что! У Страбо [12] жена такая – она его сама колотит! Знаешь, почему у него глаза такие? Она у него перед носом постоянно кулак держит – вот он и окосел. – Ты у меня сейчас сам окосеешь! – Ты лучше про Сервилию расскажи! – А чего рассказывать? У нее мужиков было чуть ли не больше, чем у Цезаря баб! А еще говорят, что потаскухи быстрее стареют! – Так родила она Брута от Цезаря или не родила? – Да какой там Цезарь! Цезарь еще сопляк был, когда этот гаденыш с отвисшими щеками вылупился. – Ну и что? Цезарь и в юности, говорят, ходок был. – Да ну! Он в юности больше по мужикам. Потом на баб переключился. – Все равно Брут не его сын. Цезарь вон даже хотел свою дочь Юлию за него замуж отдать. – Ну, так не отдал же! Отказал. – Ага, и предлог какой-то был… странный. – Все равно этот урод не сын Цезаря! – Сын или не сын, а – урод! Однозначно! Тут драка не намечалась, но Клеопатра не стала слушать дальше. – Идем домой, – сказала она служанке. Но возле еще одной кучки они все же остановились: – …говорят, Юлий оставил завещание… – Цезарь-то? Не может быть! – Почему – не может? – Да он в смерть не верил! Куда уж тут завещание. – В то, что убьют, не верил. А завещание составил. – Государственный ум. – А что тут такого «государственного»? – Ну, как же. Назвал преемника – дал народу возможность избежать гражданской войны. – Ну да! Все равно сцепятся. Власть – штука сладкая. – Ну да, и эти уроды ведь не зря его убили! Власть уплывала… – Власть от них давным-давно уплыла. Кончилось их время! А они и не поняли. – Да они за свободу! За свободу выступали… Служанка потянула царицу за край пеплоса – здесь тоже могла начаться потасовка. Но в этот раз Клеопатра решила остаться. Завещание? Она никогда не слыхала о нем. Впрочем, это ничего не означало: Цезарь обсуждал с ней далеко не все дела; иногда не хотел, иногда – просто забывал, рассказывая ей «с середины», и сердился, когда она не могла понять, о чем речь. Завещание. Упомянут ли в нем Цезарион? Вряд ли. А если да? Пожалуй, лучше – не надо. Она здесь чужая, и сын ее – сын Цезаря – для всех окружающих не сын понтифика, а ребенок египетской шлюхи. Поэтому ему лучше ни на что не претендовать. Им надо возвращаться домой, в Египет. Как можно быстрее. Но что там с завещанием? Задать вопрос? Нет, нет, она не сможет… Почему же они поменяли тему? – …да еще лет тридцать назад песенка была! О Цезаре и Никомеде… – Юлий не признавался! – Ну и что? Дыма без огня не бывает, а эту песню пели все легионеры! О «вифинской царице»… Вот мой шурин… – С чего бы ему было отрицать, если бы это было правдой? Что тут такого? Ну, конечно. Чернь, по обыкновению, интересуется сексуальной жизнью умершего правителя. Были ли у него гомосексуальные связи? Сколько женщин побывало в его койке? Она одернула себя. А ты сама? Чем ты лучше? Погиб человек, столько лет бывший твоим любовником. Отец твоего ребенка. А тебя интересует, что указано в его завещании… Но завещанием она интересуется только с точки зрения безопасности сына! Она любила Цезаря… Любила? Клеопатра, ответь самой себе – неужели действительно любила?! Все эти годы считала его хорошим любовником, великим человеком, интересным собеседником, лучшим советчиком, другом, наконец. И наконец поняла, что испытывала к нему нечто большее, чем просто сумма всех этих составляющих. Поняла поздно, когда уже и не скажешь, потому что – некому. Впрочем, если бы она поняла раньше – скорее всего не решилась бы признаться Юлию в своей любви. Независимость ей была слишком дорога, она не хотела стать очередной тряпкой под его ногами. Вот теперь ты полностью независима. Она почувствовала, что ноги подгибаются. – Тут женщине плохо! – Беременная, што ль? У меня глаз наметанный: шестеро дочерей взрослых, и все рядом живут… – А какая красавица! – На эту похожа… египетскую… – На Клеопатру, што ль? Да не, та покрасивее будет… – Вина дайте кто-то… Все это она слышала как-то неотчетливо, как будто на голову ей надели бочку. Контуры людей расплывались, искажались, колеблясь в воздухе… |