Книга Беспечный повеса, страница 55 – Анна Грейси

– Я бы этого не сказал, – усмехнулся Гидеон. – Должно быть, вы с сестрами составляли прелестный маленький хор. А играете вы тоже хорошо?

Пруденс помолчала, глядя на легкие тени облаков, скользившие по освещенной луной пустоши, потом откровенно сказала:

– Нет. В этой области мы удручающе невежественны. Дедушка не одобряет музыку. Он считает ее грехом, за исключением церковной, но даже... – Она передернула плечами. – Мы жили в Италии совершенно иной жизнью, чем в Англии.

Пруденс вздрогнула, вспомнив, каково было вернуться из теплой Тосканы в холодный пустынный Норфолк. Пять недавно осиротевших девочек, оставленные на милость сурового, полного ненависти, порой теряющего разум старика...

– Холодно, мисс Имп?

Не дожидаясь ответа, Гидеон обнял ее и плотнее укутал меховой полостью.

– Нет, я не замерзла, – сказала она, но позволила его руке задержаться и даже слегка прислонилась к нему.

Пруденс знала, что не должна этого делать, но залитая мертвенным лунным светом пустошь и воспоминания о прошедшем детстве навевали на нее уныние и тоску. Теплая рука Гидеона и его сильное тело успокаивали и внушали уверенность.

Кроме того, она устала. Пруденс посмотрела на освещенный серебристым светом профиль Гидеона. Ни намека на сонливость. Он, вероятно, привык к ночному бодрствованию. Она вспомнила, как впервые встретилась с ним. Он вернулся домой в половине десятого утра и называл это окончанием вечера.

Было в этом ночном путешествии, в тенях и лунном свете, в мерном стуке копыт нечто, что очень способствовало сближению.

– Расскажите мне о своем детстве, – сказала она. – О родителях.

Гидеон мгновенно напрягся, так, что даже лошади сменили аллюр. Он вернул их к обычному шагу, и, когда посмотрел на Пруденс, его лицо исказила гримаса.

– Детские годы были довольно счастливыми, – сказал он после недолгого молчания. – Думаю, это было обычное детство: няни, гувернантки, учителя и тому подобное. Меня учили читать и писать, ездить верхом и охотиться. А когда мне исполнилось восемь лет, меня отправили в школу.

Пруденс нахмурилась. Слуги, наставники, уроки... а в восемь лет отправили в школу! Она не считала это счастливым детством.

– Вы были счастливы в школе?

– Разве в школе можно быть счастливым? – пожал плечами Гидеон. – Там было неплохо. Эдуард, мой кузен, тоже был там. Мы практически ровесники.

– Должно быть, вам обоим это было приятно. Все-таки не так одиноко, – сказала она. – А ваши родители?

Казалось, его лицо окаменело.

– Они не были счастливы, – наконец ответил он. – Их брак был ошибкой.

– О! – Пруденс хотелось узнать больше, но на его лице было столь неприветливое выражение, что она не отважилась задать вопрос.

Гидеон взглянул на нее и сильнее прижал к себе.

– Можно сказать, они поплатились за это. Последовала долгая пауза. Пруденс чувствовала его напряжение и не задавала вопросов.

– Думаю, вы слышали эту скверную историю, – наконец сказал Гидеон. – Когда Эдуард стал ухаживать за вашей сестрой и... – Его голос сорвался. – Старые сплетни вспыхнули с новой силой, и какой-нибудь доброжелатель вам обо всем поведал. Возможно, вы слышали правду. – Он набрал в легкие воздуха и сказал беззаботным тоном, словно его это не касалось: – Моя мать сбежала с отцом Эдуарда, когда нам было по четырнадцать лет.

Должно быть, Пруденс издала какой-то слабый звук, потому что он посмотрел на нее.

– Да, это очень страшно. Был ужасный скандал. Они были сестрами, мать Эдуарда и моя. От этого вся история стала еще хуже.

– Да, – прошептала Пруденс. – Двойное предательство: сестры и мужа.

Мерный стук копыт разносился по пустоши. Поднялся легкий ветерок, не холодный, но свежий, он гнал тучи по ночному небу.

– Для вас с Эдуардом, наверное, это было ужасно. Гидеон небрежно пожал плечами, но не ответил. Пруденс не обманула его беззаботность. Ему хотелось поговорить об этом серьезно.

– Как ваш отец это пережил? – помолчав, спросила она. Он дернул вожжи и ответил:

– Он бросился в погоню, но потерял их на континенте. Он очень любил мою мать.

В беспечном вроде бы тоне Гидеона сквозила горечь. Они молча проехали несколько миль. Пруденс чувствовала исходившее от него напряжение. Он не закончил свою историю. Пруденс положила руку ему на колено и прижалась к нему, предлагая безмолвное успокоение.

Ветерок усиливался. Лошади резво бежали по дороге.

Наконец Гидеон сказал:

– Он вернулся домой сломленным человеком, стал отшельником...

Пруденс закусила губу и сильнее сжала его колено. Гидеон посмотрел на нее.

– В конце концов он застрелился.

Туго намотанные вокруг руки вожжи врезались в кожу. Но он не понукал лошадей. Он пытался восстановить самообладание.

Что тут сказать? Пруденс могла предложить ему лишь человеческое тепло. Она обняла его, потянула к себе. Он шевельнулся и понемногу расслабился.

Через некоторое время Гидеон сказал сдавленным тоном:

– Он просто не вынес потери... Он любил ее. Действительно любил. И утрата довела его до сумасшествия. Убила.

Пруденс прижалась к его груди, обняв его и молчаливо успокаивая. Гидеон все сильнее притягивал ее к себе. Перед ними расстилалась пустошь, унылая, не знавшая забот крестьянина, поросшая низкорослым кустарником и чахлыми деревцами.

– Должно быть, для вас это было ужасно, и для вашего кузена тоже. И для тетушки.

– Да, она слегла, а когда узнала, что они оба погибли на континенте, она...

– Они оба погибли, ваша мать и отец герцога?

– Мм... да, – кивнул он. – Через полгода после побега они утонули в Женевском озере, лодка перевернулась. Именно тогда отец застрелился. Когда понял, что не осталось даже надежды вернуть мою мать домой. – Словно обращаясь к самому себе, Гидеон добавил: – Я всегда считал отца сильным человеком...

– Он и был сильным человеком, – мягко убеждала его Пруденс. – Но ему была нужна ваша мать. – Она с тревогой посмотрела на окаменевший профиль Гидеона. – Все мы нуждаемся в любви. Любовь не слабость, она прекрасный и удивительный источник силы. И если люди теряют голову, когда она уходит, их можно понять.

– Вы же не потеряли голову, когда умерли ваши родители.

– Потому что я была ребенком и не понимала, как изменится моя жизнь. Кроме того, мне пришлось присматривать за младшими сестренками. Грейс была совсем малюткой, и у меня не было времени на печальные размышления.

Пруденс замолчала. Ей пришло в голову, что у отца лорда Каррадайса был сын, который страдал не меньше, которому нужна была любовь и поддержка.