Книга Хозяйка Рима, страница 85 – Кейт Куинн

Павлин легонько коснулся губами ее губ.

— Нет-нет, не так. Похоже, это я тоже вынужден за тебя сделать!

Выкрикнув эти слова, Домициан жадно поцеловал Кальпурнию в губы. Ее сдавленный писк тотчас утонул в барабанной дроби.

— Цезарь, — строго произнесла императрица, впервые за весь вечер подав голос. — Ты испугал бедную девушку.

— Испугал? — Император посмотрел на супругу со злобным прищуром. — Можно подумать, ты что-то понимаешь в поцелуях! Да ты холодна как ледышка, тебя не способен растопить даже вулкан, ты холодная интриганка…

Императрица поднялась со своего ложа. За весь пир ни единый волосок не выбился из ее прически.

— Благодарю вас за прекрасный вечер, — произнесла она, обращаясь сразу ко всем и к никому. — Марк, Лепида, префект Норбан, Кальпурния. Позвольте мне пожелать вам приятного вечера.

— Это точно, — пробормотал император, когда она удалилась, — убирайся отсюда, ты, холодная сука. — Он поманил к себе юного раба, и я, насколько позволяла застилавшая мне глаза пелена, увидела, как тот высыпал в графин с вином какие-то мелко нарезанные листья.

— Что это? — поинтересовалась я заплетающимся языком и хихикнула.

— Трава, если не ошибаюсь, из Индии, — с этими словами он осушил кубок. — Делает мир ярче. Павлин, Кальпурния…

— Мне не надо, — четко возразила та.

— Пей! — Император грубо сунул ей в руку кубок, и половина вина выплеснулась ей на дорогой наряд. Однако Кальпурния повиновалась. Чувствуя на себе презрительный взгляд Марка, я, протянув через стол руку, вырвала у нее кубок и осушила его без остатка. Это было старое фалернское вино, и лишь в последних глотках ощущался горький привкус.

— Великолепно! — выкрикнул, задыхаясь, император. По его лбу градом катился пот. — У нас здесь просто великолепно. Эй, музыку мне, музыку! И пусть кто-нибудь приведет ко мне Афину!

Неожиданно меня бросило в пот. Мозаика на полу бешено пошла кругом, точно живая. Тело размякло и источало жар.

— О боги, мне дурно, — простонала Кальпурния и в изнеможении рухнула на ложе. В следующее мгновение ее вырвало прямо под розовой мраморной статуей купающейся Артемиды.

Я услышала рядом с собой шорох одежд. Это Марк поднялся со своего места.

— Думаю, цезарь, будет лучше, если я отведу Кальпурнию домой. Ей нехорошо, — с этими словами он взял ее под локоть, помогая подняться. — Павлин…

Но Павлин, тяжело дыша, растянулся на своем ложе. Зрачки его сделались такими огромными, что казалась, будто у него вообще нет глаз.

— Ты прекрасна, — пробормотал он, обращаясь ко мне. — Ты прекрасна.

— Доброй вам ночи, — сказал Марк, выводя из зала шатающуюся Кальпурнию.

Кудри Павлина двигались, извивались, подобно змеям. Сгорая от любопытства, я протянула палец и тотчас отдернула, боясь быть укушенной. Он перекатился на бок и, схватив меня за руку, впился жадными губами в мою грудь и плечи.

— Афина! — взревел император, и я, бросив взгляд из-за плеча Павлина, увидела, как в зал, в платье абрикосового цвета, вошла Тея. Сначала она показалась мне совсем крошечной, как будто на другом конце длинного тоннеля, а затем неожиданно сделалась огромной, настоящей великаншей. Камень у нее на шее тоже увеличился в размерах и превратился в разверстую черную пасть. Пока Павлин заплетающимися пальцами пытался расстегнуть пряжку на моей столе, император схватил Тею за руку с такой силой, что его пальцы оставили на ее коже белые следы.

— Пей, — прошептал он и прижал к ее рту кубок, вынуждая сделать глоток. — Пей, и тогда мы все увидим, что ты за богиня.

Когда она, давясь, выпила вино, он поцеловал ее, впиваясь в нее зубами и больно сжимая жадными руками.

Моя стола не выдержала и с треском порвалась, а в следующее мгновение Павлин, задыхаясь, словно загнанный, потный зверь, уже лежал на мне. Я впилась ему в плечи ногтями. Выступила кровь и тотчас начала переливаться в моих глазах всеми цветами радуги. Краем глаза я заметила, как император что-то делает с Теей. Она лежала полуодетая, отвернув лицо в сторону. Павлин превратился в твердый комок плоти, которым он пронзал меня: с его лба градом катился пот, глаза превратились в два черных бездонных колодца, рот приоткрылся в немом крике. Я слегка повернула голову, чтобы посмотреть на Тею, задавленную на соседнем ложе ее собственным потным зверем. Она на мгновение открыла глаза, и наши взгляды встретились.

Наши тела извивались, а мы продолжали смотреть друг на друга. Затем мир вокруг ее лица приобрел прежние очертания и краски. И я увидела всего в паре шагов от себя ее бледное, полное ненависти лицо. Губы искусаны до крови, волосы спутаны и блестят от пота и серебряных цепочек, глаза широко раскрыты, словно под воздействием зелья. Я ненавидела ее, ненавидела лютой ненавистью, ответная ненависть читалась в ее глазах. Я ненавидела ее, пронзенную твердой мужской плотью, точно так же, как и я, и будь у нас такая возможность, мы бы вцепились друг другу в глотки. Придавленные мужскими телами, мы все-таки попытались дотянуться, чтобы выцарапать друг другу глаза. Ее пальцы впились в мои, пытаясь их переломать, я же вогнала ногти как можно глубже ей в руку, и все это время мы сверлили друг друга полными ненависти взглядами. Ее глаза — это последнее, что я видела, пока цвета не померкли в моем сознании, а им на смену пришла бездонная чернота.

— Мне снова дурно, — прошептала Кальпурния, шагая, пошатываясь, рядом с Марком, который поддерживал ее за плечо.

— В таком случае, пусть лучше тебя вырвет, — сказал он своей будущей невестке.

Кальпурния пошатнулась и схватилась за дверной косяк. Марк поддержал ее, не давая ей упасть, а в следующее мгновение ее вырвало.

— Ну вот, а теперь пойдем в атрий. Свежий воздух поможет тебе проветрить голову.

— Мне нужно домой.

— Сначала посиди.

Кальпурния, шатаясь, вышла в атрий и, тяжело опустившись на первую же скамью, обхватила руками голову. Марк подозвал раба, велел принести графин, и сунул ей в руку кубок.

— Пей.

— Я больше не хочу вина. Я не могу…

— Это вода, а не вино. Пей маленькими глотками.

Кальпурния повиновалась. Еще четыре часа назад это была здоровая, цветущая молодая женщина в новом голубом платье. Сейчас же ее было не узнать. Грязное, мятое платье, все в винных пятнах, волосы растрепаны по плечам, на одном ухе не хватает серьги. Кальпурния оглядела себя и, заметив следы рвоты на подоле платья, залилась краской стыда.

— О боги! На кого я только похожа!

— Ничего страшного. Скажи лучше, как ты себя чувствуешь.

Кальпурния выпила еще воды.

— У меня такое чувство, будто сам Вулкан сделал из моей головы наковальню.

— Ничего, это пройдет. Радуйся, что тебя вырвало, и большая часть зелья вышла вместе со рвотой.