Книга Охота на ведьму, страница 12 – Марина Серова

— Жмотка, да? — раздалось сзади. — Эх ты-и-и!

— Ты такие не куришь! — ответила через плечо.

Рассмотрела вблизи — совсем не старый, битый и пьяный только. Надо же!

Зацепиться пока не за что. Буду внедряться в обстоятельства. Здесь, за этой дверью, бывала Женя Реутова. Побываю и я.

Центр-то медицинский все-таки, и я подсознательно ожидала медицинских запахов и белых стен, линолеумного пола. Сей-час! Стены веселенькими, но не яркими обоями оклеены, на полу ковровая дорожка. Ногами, с улицы, наступать страшно. А главное — иконы! Как картины, по стенам развешаны, глядеть любо-дорого. Да и дорого, несомненно. При теперешних ценах такой офис себе не всякая фирма позволит. Хорош спонсор у нетрадиционных медиков. Да и они хороши должны быть, потому что рука руку моет.

— Вы бывали у нас?

В конце коридора за канцелярским столом, под большой картиной, на которой сидит на камне задумчивый Иисус Христос, дама в скромной темной робе, почти в монашеской рясе.

— Нет, — отвечаю смиренно и робко, — я впервые.

— Тогда вам надо записаться у меня, — шелестит она полушепотом.

Я села на стул, рядом со столом, записываться и продиктовала ей, кто я и откуда, чем страдаю и зачем пришла.

— Двадцать семь лет, — честно ответила на последний вопрос.

Пока она всю мою полуправду вносила в графы и столбцы своего журнала, я не сводила глаз с крестика на простом шнурочке, висевшего на ее шее поверх халата. Любопытный был крестик, я таких раньше не видывала. Очень простой, в середине овала, прикрепленный к нему концами. Крест-перевертыш. Он и висел, перевернувшись, длинной стороной вверх.

Она, заметив мое внимание, улыбнулась добрыми и грустными глазами.

— У вас крест перевернулся, — брякнула я, не подумав.

— Ничего, — ответила она, — пусть. Баба Рита скоро освободится и примет вас.

Я тоже улыбаюсь совсем чуть-чуть и сообщаю ей негромко и доверительно:

— А я предпочитаю носить перевернутым изображение Распятого.

— Это кощунство! — потемнела она лицом и уткнулась в журнал, перелистывая его назад.

Бабой Ритой оказалась мощная старуха в точно таком же полумонашеском одеянии с крупным, рыхлым узлом седых волос на затылке. Крестика на ней, однако, не было.

Комната, в которой она вела прием страждущих, язык не поворачивается назвать ее кабинетом, была под стать хорошей гостиной, обставленной со вкусом, но старомодно, с элементами мебельного антиквариата, возможно сделанными на заказ. Иконы присутствовали и здесь, но не в таком обилии, как в коридоре. А одна, на покрытом шелковой скатертью столе, на резной деревянной подставочке, привлекала внимание своей несомненной древностью. Рядом с ней лежал священнический наперстный крест — длинным концом к иконе и современная Библия в красном переплете.

«А крест-то наоборот лежит! — подумала я. — Но умно, профану не понять! Разве что по рассеянности так положен».

Баба Рита не производила впечатления рассеянной женщины. Цепкий взгляд не по-старчески внимательных глаз своей прямотой, вероятно, заставлял смущаться многих ее пациентов. Прямая спина, не касающаяся спинки стула, опущенные плечи и руки, свободно лежащие на коленях. Ей бы чуть напряженности в позе, и я бы подумала, что она занята демонстрацией образцовой осанки. Для того чтобы долго так сидеть, нужно иметь здоровый позвоночник. Мне бы так в ее годы!

— Я слушаю вас, — обратилась ко мне, указав на стул рядом.

Голос властный, но мягкий. Дружелюбный тон.

— Головные боли, — я морщу лоб и заламываю брови, — от затылка до шеи. В основном по утрам.

— А вы немногословны, — произносит она с сожалением.

— Ни к чему, — пожимаю я плечами. — Вы и так должны все видеть.

Она наклоняет голову в знак согласия и протягивает ко мне руки. Я висками чувствую идущее от них тепло и прикрываю глаза. Думаю, что веду себя правильно. Обращаю вдруг внимание на тишину. Тихо в комнате так, будто стены под обоями пенопластом обклеены.

— Мало спите, — находит она причину моей несуществующей хвори, — и сильно устаете.

— Да, — соглашаюсь я. — Но когда много сплю, голова болит тоже.

— Хронический недосып, доченька, добрым сном и за неделю не выведешь!

Ну вот, еще одной матушкой наградил меня господин случай!

Она, видно, почувствовала мелькнувшую во мне неприязнь и обратилась уже не по-родственному:

— Вам что предпочтительней, от боли избавиться или повысить порог утомляемости?

— И то и это, если можно.

— Можно, можно, — закивала головой, встала и зашла мне за спину.

Довольно долго я сидела в тишине и неподвижности. Не беспокоила меня баба Рита, молча стояла сзади и вздыхала время от времени. Может, молилась. Потом быстро шагнула к столу и, взяв икону, перекрестила меня ею и приблизила к лицу для поцелуя, но я склонила голову, и икона коснулась темени. Озорно и радостно посмотрела на ее удивленное лицо.

Продолжая священнодействовать, целительница испробовала на мне немало способов молитвенных заклинаний, заканчивавшихся перекрещиванием, от которого я отклонялась, предложением для поцелуя креста и иконы, от которых я уворачивалась, окроплением святой водой, от которой я ежилась. Не отреагировала лишь на возложение рук, после которого «баба», утомленная суетой, села на свое место.

Я ждала, а она молчала, вроде как размышляла, опустив глаза. Это начинало надоедать, и я уже подумывала о том, как бы взять инициативу в свои руки, но стоило мне открыть рот, как целительница, прервав меня на полузвуке, заговорила сама. Все это производило впечатление достаточно сильное даже на скептически настроенного человека.

— Я вижу трудности и осложнения, сгущающиеся вокруг вас.

И никакого прорицательства. Голос был самым обыкновенным, с оттенком сострадания, вызывающий доверие. Еще немного, и я перестану так напряженно анализировать каждый произносимый ею звук.

— Вокруг вас чернота, — добавила она. — Вам известны ее причины?

Тут она меня не удивила. Любому скажи, что вокруг него трудности, и любой согласится. У кого их нет?

— Известны мне, — отвечаю, — причины и черноты и трудностей. Дело в том, что я ведьма, — улыбаюсь в ее удивленное лицо — сочтет ненормальной, это мне только на руку будет. — Ведьма, не боящаяся икон, крестов и святой воды. И не чернота вокруг меня, тут вы ошиблись. Тьма, так будет правильней.

— Впервые вижу человека, — баба Рита опять слегка улыбается, — открыто заявляющего о своей приверженности злу.

— Зло обычно воспринимается как некие действия, совершаемые кому-либо во вред. Поэтому я предпочитаю слово «тьма».

— Что же, по-вашему, такое зло?