Книга Порочные намерения, страница 57 – Лидия Джойс

— Нет, сэр, — ответила она. — Это была идея леди Гамильтон. Она стала… энергична. — Это слово не подходило к описанию маниакального беспокойства графини, но Эм не могла подобрать более точных слов.

— Я сам это вижу, — сказал лорд Гамильтон и нахмурился еще больше. — Надеюсь, это не означает потери ее рассудка.

— Я так не думаю, сэр, — возразила Эм. — Вот уже несколько дней миледи не ощущает потребности в своем лекарстве. Это может быть только к лучшему. — Она имела в виду, что леди Гамильтон не доводила себя до состояния безграничного оцепенения.

— Возможно, это и хорошо, но мне не нравится эта лихорадочная деятельность. Это похоже на истерику.

— Да, сэр.

Лорд Гамильтон был слишком похож на своего сына, чтобы она могла его утешить. Хотя он никак не мог знать, что произошло между ней и Варкуром, она не могла избавиться от ощущения, что каким-то образом физическое сходство отца и сына отражает некую физическую связь между ними. Мысленно она встряхнулась. Еще немного, и она поверит собственным выдумкам.

— Я пустил вас в свой дом для того, чтобы вы успокаивали графиню, — сказал старый граф. — Я не понимаю, как теперешнее оживление сочетается с этой целью. Вы говорили с ней о чем-то, что могло вызвать это?

Эм ответила прежде, чем смогла остановить себя:

— О смерти ее сына.

Он отмахнулся от этих слов.

— С тех пор как вы появились, она почти ни о чем другом не говорит.

Сердце у Эм билось очень громко, и она испугалась, что это ее выдаст. Что-то толкало ее дальше, какое-то безрассудство или глупость.

— Я имею в виду сам момент смерти вашего сына, сэр. — Она втянула в себя воздух. — Его убийство.

Лицо лорда Гамильтона потемнело.

— Это был несчастный случай. Никто не убивал моего сына.

Она не унималась:

— Госпожа — ваша супруга, и вы должны знать, что думает об этом графиня.

— Леди Гамильтон ошибается. Она ошибалась на протяжении многих лет. Я не знаю, как появилась в ее голове эта непристойная фантазия, и даже мои безграничные усилия не помогли искоренить эти бредни. — Глаза его были холодны.

Эм взвесила все варианты. Может ли исходить какая-то угроза для леди Гамильтон от этого человека? Морщины, избороздившие его лицо, говорили о суровой печали, но не о гневе. Ей пришла на память сцена на балу, когда графиня посмотрела на него с таким страхом и негодованием. На его лице отражались лишь давние боль и горечь, скрытые за фасадом стоицизма. Что будет, если открыть графу источник ее уверенности? Все эти люди и без того настрадались. Это заставит страдать каждого из них еще сильнее. Возможно, это приведет к какому-то пониманию между ними, даже если возможность простить осталась в далеком прошлом. И Эм приняла решение.

— Леди Гамильтон выехала из дома в тот день, сэр. Она видела кого-то у… у реки. Она пошла за ним и нашла своего сына лежащим на берегу, мертвого. Она в ужасе бросилась домой и никому не сказала о том, что видела.

— Кого-то, — сказал граф. — Вы хотите сказать, что она видела меня.

Эм наклонила голову, не смея вымолвить ни слова. Его лицо посерело и окаменело.

— Конечно, она видела. Я был там. — Он остро посмотрел на нее. — Вы собираетесь рассказать об этом Варкуру, не так ли? Я знаю, он очень затруднил вашу жизнь, и можно не сомневаться, он нашел какое-то средство, чтобы заставить вас шпионить для себя. — Граф усмехнулся, лицо его стало настолько похожим на лицо сына, что у нее похолодела кровь. — Шпионить. За родной матерью. Какое же чудовище я вырастил.

— Я не считаю лорда Варкура чудовищем, — тихо произнесла Эм. — И его брата тоже, судя по тому, что мне рассказывали о нем.

Лорд Гамильтон резко взглянул на нее:

— Вы умны. Опасно умны. Итак, намерены ли вы бежать к Варкуру с этим донесением?

— Он поставил меня в трудное положение, сэр, — заметила она, не зная, как лучше ответить, чтобы соблюсти свои интересы.

— Ну что же, тогда он должен услышать правду — всю правду, — сказал граф. — В моем доме уже живет человек, который не может видеть меня. Еще одного я не потерплю.

— И какова же эта правда, сэр? — осмелилась спросить Эм.

Его лицо стало еще жестче, глаза стали далекими, словно он смотрел в прошлое.

— Леди Гамильтон никогда не говорила мне, что она меня видела, но я уверен, что вам она рассказала обо всем честно. Я видел Гарри несколькими минутами раньше — я говорил с ним. Он вскарабкался на берег и сидел с таким видом, будто удар хлыста, оставивший на его лбу красный рубец, нанес ему смертельную рану, и — что для его рассудка было гораздо ужасней — в мокрых брюках.

Я видел, — продолжал граф, — что он сидит там, с детскими слезами на лице, что у него тело слабого человека — хилое и сутулое, и мне стало невероятно жаль, что это… это слезливое создание и есть мой наследник. Мы слишком нянчились с ним, к моему великому сожалению, и, возможно, это развило в нем некоторые слабости. Хватит нянчиться, решил я, это должно кончиться — в этот же день, в этот же момент, — или он навлечет на наш род непоправимый позор. Поэтому я не усадил его на лошадь позади себя. Я приказал ему встать, вытереть слезы и идти домой.

Лорд Гамильтон покачал головой.

— Он поднялся, хотя и неуверенно, и я направил свою лошадь к дому. По дороге я встретил молодого Гримсторпа, но я был слишком охвачен яростью и не сказал ему, что поиски можно прекратить. Сын лорда Олтуэйта промчался мимо меня сломя голову, но своей жены я не видел. Если бы я ее увидел, я поговорил бы с ней и избавил бы нас обоих от многих трудностей. Когда я приехал домой, в конюшне никого не было, и я избежал сплетниц-наседок, вечно порхающих вокруг, и пошел наверх в кабинет, чтобы дождаться своего рассеянного сына. Когда спустя час он не появился, я вернулся обратно и нашел его лежащим наполовину в воде, наполовину на берегу. — Глаза лорда Гамильтона были мертвыми, когда они снова остановились на Эм. — А теперь, мадам Эсмеральда, можете отнести это донесение моему живому сыну.

— Почему вы не рассказали об этом вашей жене? — прошептала Эм. — Почему вы теперь ей не говорите?

Улыбка лорда Гамильтона была безрадостной.

— Я выбрал себе жену не для того, чтобы вести с ней умные разговоры. Мы мало разговаривали за время нашей семейной жизни. Услышав новость, она скрылась в своих покоях, куда никого не допускала, и я считал, что причиной этого было вполне понятное горе от потери сына. Со временем я понял, что она возлагает на меня какую-то вину. Мои слова ничего не могли бы изменить. Да я и сам отчасти чувствовал себя виноватым за то, что не усадил Гарри в седло. Мне в голову не приходило, что она считает, будто я поднял руку на сына, а потом стало уже слишком поздно разубеждать ее в чем бы то ни было.

— И вы не пошли к ней в ее горе? — спросила потрясенная Эм. У дяди Уильяма и леди Олтуэйт был прохладный брак, но она видела, как они сблизились после смерти Энн. Это привело к беременности, которая и стала причиной смерти леди Олтуэйт.