Книга Ретт Батлер, страница 123 – Дональд Маккейг

Следующая ночь также прошла без происшествий.

В третью ночь на сеновале Уилла разбудило шарканье.

Кто-то взбирался по лестнице. Рука Уилла потянулась из-под теплого одеяла к ледяной двустволке, нащупывая курки.

Ощутив, как дрогнул пол сеновала, Уилл со щелчком извел оба курка: клак-клак.

— Это я, Уилл, — прошептал Уэйд Гамильтон.

С облегчением Уилл снял ружье со взвода.

— Сынок, — промолвил он, когда голова мальчика показалась из люка, — ну и напугал же ты меня, прямо душа в пятки.

— Я пришел вам на помощь, — Уэйд подвинул к нему новенький карабин, — Неправильно, что вы тут сидите в одиночку.

Широкое лицо Уилла осветила улыбка.

— А карабин-то заряжен?

— Нет, сэр. Я думал, вы мне покажете, как заряжать.

— Утром, Уэйд. Спасибо, что пришел, но я уж сам управлюсь.

Засыпая, Уилл все еще улыбался.

Утром, когда Уилл пришел в дом завтракать, Сьюлим заворчала:

— Вот и муженек пожаловал. Я уж начала сомневаться, есть ли он у меня.

Женщина попыталась было отстраниться, но Уилл ее поцеловал.

— Доброе утро, горошинка. Должен признаться, что с с двустволкой чертовски холоднее, чем с тобою, — сказал он шлепнув ее по заду.

— Ладно тебе, Уилл. Дети…

— Слушаюсь, мэм.

Уилл с Большим Сэмом готовились к севу. Они осмотрели и подровняли копыта тягловым лошадям, начистили их и смазали лемеха, проверили упряжь и хомутные клещи.

— Мистер Уилл, — посетовал Большой Сэм, — надо им купить новую упряжь. Прежняя вся высохла и потрескалась.

— Собери то, что попрочнее.

Большой Сэм искоса на него посмотрел.

— Разве Тара не сможет заплатить?

Уилл не ответил.

Второго февраля на безоблачном небе светила полная луна, и недостаточно темная ночь не давала Уиллу крепко спать. А окончательно он проснулся, когда яростно залаял Бу, и тут же раздалось несколько выстрелов под ним, даже неясно сколько, так быстро кто-то стрелял. Уилл кинулся вниз по лестнице, пропустил перекладину и чуть не свалился. Не обувшись, он побежал на лай.

Бу несся к нему темной тенью. Уши пса были прижаты к голове.

Все нормально, Бу, — хрипло сказал Уилл.

На огороженном выгуле, залитом ярким светом луны, его глазам открылась жуткая картина.

Господи, Иисус Христос…

Один жеребенок в ужасе носился вдоль загона, второй стоял, дрожа, возле убитой матери. Лежащие на земле кони казались меньше, чем когда были живыми. Второй жеребенок опустил длинную шею и ткнулся носом в бок мертвой матери. Как все испуганные дети, маленькая лошадка хотела пососать молока.

Появились соседи. Мужчины по двое-трое стояли у забора, негромко переговариваясь. Перепуганные женщины собрались на кухне. Все спрашивали друг друга: кто мог сотворить такое черное дело? Мамушка повторяла: «Цветные тут ни при чем, это уж точно». Тони Фонтен попытался разыскать следы, но земля была совсем промерзшей.

Миссис Тарлтон забрала жеребят к себе, выкармливать коровьим молоком. По ее словам, в аду для тех, кто вздумает застрелить лошадь, припасено специальное местечко.

Чуть успокоившись и свыкнувшись с тем, что произошло, Сэм с Уиллом обвязали кобылам задние ноги цепью и оттащили на свалку.

Потеплело, земля оттаяла, и хотя по ночам Уилл по-прежнему спал на сеновале, днем он, как все фермеры в округе К к'йтон, вспахивал и валковал хлопковые поля.

Еще до восхода солнца Большой Сэм надевал упряжь и хомуты на сильных тягловых коней. При этом он мог заметить: «Прохладно сегодня» или «Гляди-ка, Долли плечо натерло».

На что Уилл мог отреагировать: Вроде погода устанавливается.

Редко мужчины обменивались более пространными замечаниями. Большой Сэм всегда сам присоединял хомутные клещи. А Уилл зажигал фонарь, когда они заходили в упряжную, и задувал на выходе.

Едва рассветало настолько, чтобы видеть борозды, они опускали лезвия плугов и пахали до полудня. Тогда они давали лошадям передохнуть и съедали обед, который приносила им Сьюлин. Уилл никогда не уставал слушать paссказы о Таре до войны, и Сэм послушно описывал барбеки в усадьбе и то, как Джеральд О'Хара как-то раз организовал скачки на дороге в Джонсборо:

— Все юнцы делали ставки и пили, просто удивительно, как никто из них не свалился и не убился. Мисс Эллен та была добрая христианка. Да только вот порой выходит, что если кто очень хороший, другим от этого погано на душе делается. А у массы Джеральда был и норов! — Сэм покачал головой, — Масса Джеральд был словно летний ливень: вымочит до нитки — и уже пролетел. Вымочит и нет его.

Пока Уилл раскуривал трубочку, Сэм рассказывал про то, что делается среди его соплеменников, в негритянском квартале. Ему не нравился преподобный Максвелл, молодой проповедник Первой африканской баптистской церкви.

— Этот мальчишка не знает своего места, — говорил Сэм, — Он родился на Севере. Его ни разу не покупали и не продавали.

После обеда они снова пахали до сумерек, после чего возвращались в конюшню, где растирали и кормили лошадей. Уилл больше не заходил в загон, где убили его кобылу.

Однажды в воскресенье, возвращаясь из церкви, Ролри и Бо Уилкс заехали в Двенадцать Дубов. Стоял свежий февральский денек, кончики ветвей набухли и розовели готовой проклюнуться новой жизнью.

Дед Эшли, Роберт Уилкс из Виргинии, разбил плантацию в совершенно диком месте. Его негры валили лес и корчевали или выжигали упрямо державшиеся за землю корни под будущие хлопковые поля плантации Двенадцать Дубов.

Она крепла и богатела, постепенно пристраивались здания для служб, помещения для домашних слуг, и наконец отстроили новый господский дом. Сады Двенадцати Дубов были разбиты Робертом уже в преклонном возрасте и отражали его печное стремление облагородить дикую природу.

Огромные магнолии росли по углам. Кизил, багряник, кустарниковая черника, лесная яблоня служили фоном цвещим вечнозеленым растениям. Кусты спиреи затеняли дорожки, а разбитый в английском духе розарий, благоухающий бурбонскими розами, окаймляли самшитовые живые изгороди. Изогнутый китайский мостик был переброшен через ручей, по берегам которого цвели камелии, а железная ограда, заплетенная абелией, подводила к небольшому парку с плещущимся фонтаном.

Так было до прихода Шермана.

Парадный въезд почернел там, где Эшли жег вырубленный подрост. Огромная куча, выше лошади Розмари, ждала своей очереди. Они с Бо спешились, и Бо побежал по недавно прорубленной дорожке на звук мужского пения.

На полянке над безводным фонтаном возвышался вставший на дыбы бронзовый конь. Эшли вонзал саблю в землю возле фонтана; не ведая о появлении гостей, он пел: «Масса он сбег, ха-ха». И затем, вонзив саблю в другое место: «А темнокожие здесь, хо-хо». Эшли опустился на четвереньки и покачал саблю: «Должно быть, Рай на земле недалек!»