Онлайн книга «Свечка. Том 1»
|
– Ну давай, – равнодушно пожал плечами Игорек. В большинстве своем малограмотные, а то и неграмотные вовсе, чушки очень любили расписываться, подписями своими гордились, и, попадись кому ручка или карандаш, а в придачу бумажка, он тут же начинал свою фамильную финтифлюшку выводить, любуясь на ходу и тренируясь на будущее – мало ли где, когда и по какому поводу придется расписаться. (Замечено – чем мизерней человек, тем величественней его подпись.) Игорек положил папку на чью-то услужливо подставленную спину, дал ручку и велел каждому расписаться напротив подписи в заявлении. Первым расписался бригадир, вторым подошел Шиш, который вконец осмелел, поняв, что Игорьку сейчас не до мести за невыполненное поручение. Кстати, две первые подписи перещеголяли все остальные по числу завитушек и стремительно рвущихся вверх линий – такие фамилии, как Герберсдорф и Шишиморов, требовали к себе творческого отношения. Но, глядя на расписывающихся чушков с вытаращенными от усердия бельмами, открытыми, дурно пахнущими пастями и ржавыми язычищами, Игорек вдруг с ужасом ощутил, что операция «Левит» находится на грани провала. Среди всего этого человеческого сора не было ни одного, кому он мог бы доверить переписывание библейского текста. – А теперь я вам прочитаю, что здесь у вас написано, – сочувственно проговорил Игорек. Чушки мгновенно осознали собственную оплошность, восхищенно глядя на Игорька, подобострастно заматерились. Он усмехнулся и, посматривая в листок, заученно произнес текст заявления. Чушки потрясенно молчали. Жилбылсдох кашлянул в кулак и заговорил: – Степана мы, конечно, помним и память о нем чтим, но зачем нам «степановцами» называться – не понимаю… – Недоумение было в глазах бригадира. – Нам и жилбылсдоховцами быть хорошо! – крикнул Шиш, и все засмеялись. Слово это – «жилбылсдоховцы» – звучало впервые, но всем понравилось. Вроде как чапаевцы. Жилбылсдох смутился, но продолжал недоумевать. – Кто ж такое мог написать?! – 21-й отряд, – насмешливо глядя, ответил на этот вопрос Игорек. – Мы не писали. – А подписи чьи? – спросил Игорек, помахивая листком, и засмеялся. И до обиженных наконец дошло, как ловко Игорек их развел, и они тоже засмеялись, указывая пальцем друг на дружку. Самым любимым словом Игорька в последнее время было слово «массы». Всех находящихся в поле зрения людей он разделял на три категории, на три массы. Первая в его табели о рангах масса именовалась народом, и к ней принадлежало лагерное мужичье, рабочая скотина, быдломасса. Массу номер два он называл рвотной и причислял к ней умников вроде Рубеля, Хозяйки или секретарши Юлечки. Все они считали себя умными, не понимая, что ум сам по себе еще ничего не значит. Третья масса была каловой, и именно с ней приходилось сейчас общаться. – Хозяин сказал: «Найди автора живого или мертвого». Чушки вмиг тоже посерьезнели, Жилбылсдох развел руками, мол, где же мы тебе его найдем? – Сколько у тебя сейчас народа? – обратился к нему Игорек. – Около сорока. – А точно? – Точно – тридцать восемь. – С тобой или без тебя? – А какая разница? Игорек усмехнулся. – Я в приемной у Челубеева список твоего отряда смотрел, там двадцать один человек. Жилбылсдох, усмехнувшись, сплюнул. – Везде бардак… Двадцать один только здесь, остальные на других объектах. – А подписей в заявлении семнадцать. – Так там у тебя внизу «и дэрэ» написано. – Ну и где они? – Кто? – И дэрэ. – А, – понял бригадир, и, усмехаясь, ткнул пальцем в дощатый пол. Теперь не понял Игорек. – Да там чурки, чего они написать могут. Работают… – равнодушно проговорил Жилбылсдох. – Прикажи, чтоб поднялись. Жилбылсдох коротко глянул на Игорька и дал команду. Кто-то, кажется Хомяк, наклонился и сипло прокричал в вырезанную в толстой доске круглую дыру. Чуть погодя из нее показалась голова восточного человека. В узких его глазах стоял немой непереводимый вопрос. – Вылезайте, черти нерусские! – закричали со всех сторон, и еще через минуту один за другим наружу вылезли требуемые Игорьком лица через прорезанный сбоку люк. Они были грязные, вонючие, неотличимые друг от друга и смотрели одинаково приветливо. – Как же они там пролезали? – высказал брезгливое удивление Игорек. – Эти где хочешь пролезут. – засмеялись обиженные. – Такие черти нерусские! – Двадцать, – сообщил Игорек Жилбылсдоху. – Двадцать, – согласился тот. – А ты сказал – очко… – Тьфу ты! – плюнул в сердцах Жилбылсдох. – Забыл! Там этот, как его, я про него все время забываю… Самый последний… – Позови. – Сам позови. – Почему я? – А почему я? – Ты староста или кто? – прямо спросил Игорек Жилбылсдоха, и, подумав, тот так же прямо ответил: – Потому и староста, что не даю приказов, какие не станут выполняться. Это тебя там назначали, а меня тут выбирали. У нас демократия. Игорек внимательно посмотрел на Жилбылсдоха – шутит он или всерьез. О. Мартирий говорил недавно во время проповеди: «Это в аду демократия, а в раю иерархия и порядок». Игорек тогда не понял, а теперь стало понятно. «Добро пожаловать в ад?» – спросил он сам себя. – А он не цыган? – Кто? – Ну этот, который там… – Вроде нет, а там кто его знает. Тут про себя не знаешь. – Ну, он по-русски читать и писать умеет? – вновь начал терять терпение Игорек. – Лучше всех. – Жилбылсдох почему-то засмеялся. «Вот она моя рыбка, клюнула!», – подумал Игорек с надеждой и спросил: – Мог он это написать? – Мог, только зачем ему это надо? – резонно заметил Жилбылсдох. «Знал бы ты, зачем я тут с вами, вонючими, базар развожу», – снисходительно подумал Игорек. Рыбка сидела на крючке, оставалось выудить ее на берег. Сжимая под мышкой красную папку, он заговорил властно и нетерпеливо: – Значит так, Жил. Я должен с ним поговорить. – Иди и говори, – равнодушно согласился Жилбылсдох, глядя в пол, и Игорек понял, что опущенные предлагают ему туда спуститься и там разговаривать. Игорек нервно засмеялся: – Ты предлагаешь мне туда… спуститься? |