Онлайн книга «Свечка. Том 1»
|
Паренек с подбитым глазом трогает меня за локоть и говорит громким шепотом: – Вы с ними поосторожней. Я не понимаю – в каком смысле? – В каком смысле? – Они вежливость любят. – Паренек говорит это так серьезно, что я невольно улыбаюсь. Мало ли что они любят. «В самом деле, мало ли что они любят!» – думаю я и повторяю: – Мало ли что они любят. Паренек молчит. Славный… Как он здесь оказался? Подрался с кем-нибудь? Честь защищал? Ну это вряд ли… Честь в наше время не в чести, извиняюсь за каламбурчик, как Гера говорит. – А вас за что посадили? – спрашивает он, и я смотрю на него, улыбаясь, не зная, что ответить. Как там у Анатолия Жигулина? «Ни за что!» Хотя вряд ли он знаетАнатолия Жигулина. И откуда он взял, что меня посадили? – Откуда вы взяли, что меня посадили? Паренек пожимает плечами и растерянно улыбается. – Вы же сидите… – Ну во-первых, я не сижу, а практически лежу, полулежу, как Стенька Разин на челне, а во-вторых, меня не посадили, а взяли, всего-навсего взяли, да и не меня, кстати, а… – А я милиционера избил, – сообщает вдруг паренек. Он делает это, как пионер на торжественной линейке: выпрямляется, расправляет плечи, и глаза при этом радостно светятся. До меня не сразу доходит смысл услышанного. – Что?! – Милиционера избил, – повторяет паренек и улыбается. Я молчу, потому что не знаю, что сказать, а он расценивает мое молчание то ли как поощрение его безрассудного поступка, то ли как желание знать подробности. Он чешет свой вихрастый затылок и, смущенно улыбаясь, начинает их выдавать: – Да все из-за Настьки… Это сестренка моя младшая. У нас еще старшая есть – Галька, а Настька – младшая, ей семнадцать четырнадцатого мая исполнилось. Мы вчера на концерт с ней пошли, на Анастасию, я Анастасию уважаю – душевно поет, и без фонограммы. А там давка была, народа полно, сзади давят… И нас с Настюхой – прямо на сержанта этого… Ну мы же не виноваты, правильно? А он на Настюшку: «Куда прешь, дура!» А она, между прочим, в школе отличница была. Заплакала… Я ему: «Извинись!», а он: «Ща-ас. Много вас таких». Ну, я ка-ак дал ему! Вырубил сразу… Нос сломал… Я ему нос сломал. – Паренек замолкает наконец и смотрит на меня, ждет, что я ему скажу. А что я могу ему сказать? Юридически я совершенно безграмотен, но откуда-то знаю, что за драку с милиционером срок дают автоматом, и срок немаленький. Что я могу ему сказать? – Пятак мне светит, – сообщает он убежденно и спокойно. – Что? – Пять лет мне дадут. – Пять?! – Ага, пять. Они мне сразу сказали: «Пять лет тебе гарантированы». – Как тебя зовут? – Толик. Толик… Улыбается. Совсем еще ребенок. А впереди – пять лет тюрьмы. За что? Я спрашиваю – за что?! Только за то, что вступился за честь своей сестры? А ты говоришь – честь нынче не в чести. В чести! Только не у всех и уж, во всяком случае, не у государства этого! Все эти Мавроди, «Хопры», все эти жулики, награбившие у простых людей миллиарды, гуляют на свободе (и как гуляют!), а за ними, через прессу и телевидение вся страна наблюдает! Как в щелочку… Зырит, как Гера говорит… Пуская слюни, замирая от восторга и зависти! А этот мальчик… Убийцы, киллеры, бандиты разъезжают на джипах! Киллеры – главные герои литературы и кино, их все любят, ими все восхищаются, а этот паренек, в сущности ребенок, глупый, как все дети, глупый и искренний… Честь своей сестры защищал… – Может, еще обойдется, – бормочу я, не глядя ему в глаза. А он улыбается, бравирует – мальчишка. – Я тюрьмы не боюсь, только родителей жалко. – Еще бы ты ее боялся, что ты знаешь о тюрьме? – Мне сейчас двадцать один! – говорит он с азартом. Я так примерно и думал. – Двадцать один, так? Я киваю. – Через пять лет мне будет двадцать шесть, так? Я снова киваю. – Не старик ведь еще, правильно? Я улыбаюсь. Да уж, действительно, не старик. – У меня друг был, четыре года отсидел… Так он на зоне техникум закончил, представляете? – Представляю. – А я за пять лет институт там закончу! Дурачок ты… – Какой институт? – спрашиваю я как можно более серьезно. – Я еще не придумал, – тут он немного смущается. Не придумал – придумаешь… Я хлопаю его по плечу и говорю: – Ничего, может, еще обойдется, – хотя, глядя на него, понимаю, что не обойдется, у таких, как он, не обходится. – Знаешь что, – говорю я, – ты лучше побольше читай книжек. Прочитать книжку – это поступок, а прочитать хорошую книгу – хороший поступок. А каждый хороший поступок делает мир лучше. Немного, но лучше… – Вы это во сне говорили, – смущенно улыбаясь, сообщает паренек. – Повторяюсь, значит… – Я еще больше смутился. – Да меня сеструха старшая, Галька, замучила в детстве этими книжками: «Читай, читай!» Училкой в школе работает. Ну, я назло не читал, самостоятельность свою отстаивал. А потом некогда было… Посадят – буду читать… – Ну да, там времени много… – Родителей жалко, а так я тюрьмы не боюсь, – в который раз повторяет он, – я другого боюсь. Они меня вчера бить не стали, не захотели себе праздник портить. – Праздник? Какой праздник? – День милиции! Вчера же день милиции был, десятое ноября… В самом деле, есть такой праздник. Десятое ноября… 1997 года… День, когда меня взяли… Надо будет запомнить. Я задумываюсь о чем-то своем, и до меня не сразу доходит смысл услышанного. – «Мы тебе яйца отобьем!» Я не понимаю. – Кому? – Мне, кому же еще, – втолковывает паренек, но я все равно не понимаю. – Зачем? – «Чтоб не женился никогда!» И смеются… А я знаю, как это делается, в Чечне видел. Пристегнут руки в наручниках повыше, чтоб согнуться не мог, и бьют там – ногами… В Чечне? Врет или не врет? После Афгана, помнится, все в афганцы записались. – А я жениться хочу. На хорошей девушке. И чтобы трое детишек было, не меньше… У чеченцев детей много… – Вы действительно были в Чечне? – Ага. Я сразу туда просился, но меня не брали, у меня родители инвалиды по зрению. И брат Васька в Афгане погиб… Вроде как нельзя, но я все равно… Добровольцем… Да там уже не смотрели: родители не родители, брат не брат… Прямо из учебки в Чечню кинули… А там же день за два шел. Приказ министра обороны – и по домам… |