
Онлайн книга «Подари мне нежность»
Каван и Лахлан, помогая друг другу, ввалились в большой зал. Артэр пришел чуть раньше, чтобы наполнить кружки элем. Драчуны отделались небольшими синяками и ссадинами. Ничего серьезного – в конце концов, они были братьями и никогда не нанесли бы друг другу серьезных увечий. – За братьев Синклер! – провозгласил Артэр, поднимая свою кружку. Каван и Лахлан поддержали тост и осушили кружки. Каван потянулся к четвертой кружке, эль из которой переливался через край, но Артэр его остановил: – Это для Ронана. Он всегда с нами, хотя и не здесь… пока. Каван снова наполнил кружки и поднял свою: – За Ронана! Братья выпили эль и перелезли через лавки, чтобы сесть за стол перед очагом. – Мы найдем Ронана, – сказал Лахлан, в свою очередь наполняя кружки. – Как находили его, когда он был маленьким, – напомнил им Артэр. – Ронан вечно терялся… – И один из нас его находил. – Лахлан хлопнул Кавана по спине. – Один из нас, не обязательно ты. Мы по очереди вытаскивали его оттуда, где ему не следовало находиться. – Для этого и существуют старшие братья, – сказал Каван. Братья фыркнули и закивали, соглашаясь. – Неси еду, красотка! – окликнул Лахлан проходившую мимо служанку и улыбнулся ей. Она захихикала, кивнула и побежала на кухню. – В один прекрасный день ты нарвешься на женщину, которая не кинется с готовностью выполнять твой чарующий приказ, – расхохотался Артэр. – Это ему только на пользу пойдет, – поддакнул Каван. – Это точно, – согласился Артэр, наполняя опустевшие кружки. Краем глаза Каван заметил входивших в зал отца и мать. Чувствуя себя виноватым, он встал и крикнул: – Отец, присоединяйся к нам! Мать облегченно улыбнулась, и все внутри у Кавана сжалось от стыда. Нужно извиниться перед отцом. Он не имел права так разговаривать с ним – отец этого не заслужил. Артэр и Лахлан промолчали, прикрывая полными кружками довольные усмешки. Каван отметил, что мать поцеловала отца и, улыбаясь, поспешила прочь. Эта искренняя привязанность родителей друг к другу существовала, сколько он себя помнил. Привычно было видеть, как вождь клана целует свою жену, держит ее за руку, смеется вместе с ней, обнимает ее. Каван хотел, надеялся, мечтал однажды разделить такую нерушимую любовь с той единственной. Сначала ему и в голову не приходило, что подобное возможно с тихоней Гонорой, но в последнее время он понемногу начал восхищаться женой, навязанной ему ее отчимом. Каван смотрел, как приближается к нему отец – высокий, мощного сложения человек, участливый, властный и благородный. Предводитель, которым можно гордиться. Отец, которого нельзя не любить. Каван не стал дожидаться, когда отец подойдет, он сам пошел навстречу: – Прости меня! Я болван. Отец улыбнулся и положил на плечо сына сильную руку. – Ты очень похож на меня, и я горжусь тобой. Каван помотал головой: – Не знаю, как таким глупым сыном можно гордиться. – Только глупое сердце и может быть отважным. Каван вспомнил, что сказал нечто подобное Гоноре. Возможно, он и в самом деле похож на отца – и думает, как отец, и видит в людях отвагу, которую сами они в себе разглядеть не могут. Каван обнял отца сильными руками и похлопал его по спине, выражая свою любовь единственным известным ему способом. – Идем, присоединяйся к нам! – воскликнул он, и отец с удовольствием присоединился к сыновьям. Мужчины ели и пили уже несколько часов подряд. Они шутили, смеялись, спорили и восстанавливали утраченное взаимопонимание. – Что моя жена говорила тебе? – спросил Каван Артэра, когда Лахлан и Тавиш о чем-то заспорили. – Спроси свою жену. – У тебя замечательная жена, – сказал Лахлан, поднимая свою кружку. – Она спасла мне жизнь. Она прекрасная женщина, а ты счастливец. Каван ничего не ответил. Он вдруг понял, что братья восхищаются его женой и уважают ее, и ощутил настоящую гордость. – Согласен, – произнес отец. – Гонора – хорошая и заботливая женщина. Из нее получится прекрасная мать. – Кстати, прошло уже почти два месяца, а мы до сих пор ничего не слышим о будущем ребенке! – поддразнил брата Лахлан. – Не торопи их, – усмехнулся отец. – Для них все это пока в новинку. Артэр и Лахлан расхохотались, а Каван едва заметно улыбнулся. Впервые после возвращения домой он почувствовал себя частью своей семьи и понял, что действительно вернулся. – Может, тебя поучить, братец? – хохотал Лахлан. Каван почесал в затылке. – Ты не помнишь, кто пришел ко мне, не зная, что нужно делать с женщиной? – Черта с два ты мне что-то рассказал! – Лахлан чуть не подавился элем от смеха. – О, я это помню! – сказал Артэр, хлопнув Кавана по спине. К веселым насмешкам присоединился и отец: – Лучше бы ты пришел ко мне, сынок! – Да не нужны мне никакие советы – ни тогда, ни сейчас. Женщины меня любят! – заверил их Лахлан. Мужчины шутили, поддразнивали друг друга и пили целый вечер. Каван, спотыкаясь, вошел в спальню, когда совсем стемнело, и обнаружил, что в ней пусто. Он быстро догадался, где жена, поднялся вверх по лестнице в комнату для шитья и обнаружил там уснувшую перед очагом Гонору. Он присел перед женой на корточки и внимательно всмотрелся в нее. Каван вообще о ней не думал, когда несколько лет назад ее отчим пришел к Тавишу с предложением о браке. Гонора не обладала ни одним из тех качеств, которые он хотел найти в жене. Каван усмехнулся, вспомнив, как его раздражали ее длинные темные волосы. Тогда он не знал, какие они шелковистые и как сладко пахнут. Ему очень нравилось, когда во время урока она оказывалась вплотную к нему и он мог прижаться щекой к ее волосам и вдохнуть этот сладкий аромат. Каван встал, уперся руками в подлокотники кресла, склонился над спящей женой и уткнулся носом в ее волосы. Он не собирался ее будить. Он просто не смог побороть искушение. Сладкий аромат опьянял сильнее, чем весь выпитый эль. Каван неохотно отошел, но тут же вернулся и снова присел на корточки. У него редко появлялась возможность просто любоваться красотой жены – а может быть, он только сейчас понял, насколько она красива? Или она незаметно прокралась в его сердце прежде, чем он успел окружить его крепостной стеной? Каван боролся со своим влечением к Гоноре, не понимая, откуда оно взялось, и не задумываясь об этом. Но теперь ему нравилось, что его тянет к жене. Это казалось таким естественным, словно они всегда принадлежали друг другу. |