Онлайн книга «Дорога домой»
|
Ли: О, не знаю. Понимаешь… То, как я хотела быть китаянкой, немкой и… Элиз: Почему? Софи (перекрывая ее голос): Почему? Ли: Чтобы приспособиться. Софи: Слушай, ты уже в Атланте вела себя как-то чудно. Мне очень неприятно тебе это говорить… Ли: Я никогда не понимала, как Софи это делала. Софи: Как делала – что? Ли: Соответствовала норме. Владела собой. Софи: Я нормальная. Элиз (перекрывая ее голос): Она была… более нормальная. Но это… Врач (взрывается): Мы снова отклонились от темы. Мы не на шоссе, не на дороге округа, не на грунтовке, а поневоле продираемся сквозь лес, налетаем на кроликов и маленькие сосны, наша клавиша многофункционального доступа не в порядке, мы надеемся, что в итоге окажемся там, где нужно. Нет. Нет. Не в моем кабинете, не за счет моего времени. Крис: Кстати, часы у вас спешат на десять минут, как я заметил. Врач (пропускает его слова мимо ушей): Итак, Ли. Если ты действительно мечтаешь вернуться в Лондон, мне бы хотелось услышать правдоподобный акцент. Ли: Серьезно? (Молчание.) Ли: Ладно. Ну, как вам это (со сносным британским акцентом): «Мне кажется, я нигде не могу найти свои резиновые сапожки!» Софи (напряженный, соперничающий, пронзительный голос младшей сестры, отчаянно желающей победить. Британский акцент Софи чудовищен; она просто перечисляет характерные для Англии слова с американским акцентом): Как насчет этого? Дижестивы! Модники! Шиллинги! Врач: Посредственно. Ну ладно. Могу я вас попросить? Давайте все вместе сделаем глубокий вдох. Готовы? Хорошо. Один, два, три… (Все глубоко вдыхают.) Вот так. И выдох: три, два, один… (Все делают глубокий выдох.) Софи (стоит на диване, в панике кричит врачу): У меня заканчивается время! Врач (смотрит на свои часы): У нас осталось всего несколько минут. Но прежде чем мы завершим нашу встречу, давай, Ли, вернемся к парку в Лондоне, поскольку он, по всей видимости, крепко врезался тебе в память. (Софи неохотно садится.) Элиз (вздыхает): Английские парки самые красивые. Ли (измученно): Я не знаю, что еще сказать. Он был заросший и прекрасный в своей неухоженности. Вот на что похожи английские парки, правильно, мама? Элиз кивает. Ли: Но я не помню названий цветов… Врач: И к тому чувству, о котором ты упомянула, тому ощущению «жизни в Англии». Ли: Лучше всего я могу объяснить его так: оно приходит, когда я слышу песню Кэта Стивенса «Утро настало». Элиз (улыбается): Ты каждое утро пела ее в детском саду. Врач: И какое же чувство появляется при этой песни? Ли: Принадлежности. Нет, не то. Мира? Тоже не то. Софи принимается напевать эту песню. Ли: Что-то, что я обычно чувствовала, когда сидела вместе с Софи на заднем сиденье «вольво» – эта машина была у нас в Англии, – хихикая в лицо пассажирам в машинах, ехавших за нами. Вот такое чувство, но я при этом одна. Но не грустная. Врач: Знаешь, изначально это был гимн. Его написал не Кэт Стивенс. Ли: Ну и ладно. Врач: Ты любила петь этот гимн. Ли: К чему вы клоните? Врач: Не знаю… (Вдруг развеселившись.) Но, по-моему, у вас у всех дела идут хорошо. Крис: Это первое его высказывание, в котором есть какой-то смысл. Элиз: Мне нужно это записать? Не могли бы вы повторить? Я только найду ручку (роется в сумочке)… Софи: Вообще-то он не так уж и ошибается… Ли (с безукоризненным британским акцентом): Англия – единственная страна за границей, где я говорила как все окружающие. Врач: Ли, мы вынуждены завершить встречу. Ли (упрямо): Я ходила в английский детский сад, носила резиновые сапожки… (Софи неожиданно исчезает. С ее исчезновением другие члены семьи и даже врач внезапно затихают; наблюдавшаяся секунду назад вспышка оптимизма словно бы угасла вместе с уходом Софи.) Врач (стараясь сохранять жизнерадостный тон): Рад был с вами встретиться, Элиз, и с вами тоже, Крис. Ли, увидимся на следующей неделе, во вторник в одиннадцать. (Молчание.) Элиз: Я чувствовала такую близость с ней, всего секунду назад… Крис: Я знаю. Ли: И когда бы ни приезжали в Лондон, мы часами ели горячие тосты со сливочным маслом. Крис и Элиз собирают свои вещи. Элиз (поворачивается к Ли): Готова? Ли: Я, пожалуй, прогуляюсь до дома пешком. Вы поезжайте. Элиз кивает, пытаясь скрыть обиду. Крис обнимает ее, и они вдвоем уходят. Врач (берет свою записную книжку и встает, идет к двери): Не торопись, Ли. Уходя, он выключает свет. В комнате воцаряется полумрак. Дверь закрывается с мягким щелчком. Секунду Ли сидит в темной комнате с закрытыми глазами, словно пытается вспомнить слово или какое-то особенное воспоминание. Не может. Оно ушло. На улице начинается дождь, набирая силу тропического ливня, которые характерны для второй половины дня в Сингапуре. Благоприятные годы
Атланта, штат Джорджия, 1987–1991 годы Что сказать о благоприятных годах Кригстейнов в Атланте, кроме того, что они благоприятные? Разве не заслужили Крис и Элиз короткую передышку, цветущую весну, диван с мягкими подушками после своих боев подросткового возраста в Индиане и Миссисипи соответственно, после всех тех часов, проведенных в страстном ожидании более широких, более лестных горизонтов? После набитых в Гамбурге шишек, после сильной боли родов, перехода по диким землям начала брака, пугливого отстранения друг от друга? Неужели столько мест за столько лет – два года в Лондоне, полтора – в Гамбурге, четыре в Филадельфии, снова два в Лондоне – не выковали такую связь, чтобы теперь, вновь оказавшись в Джорджии, где они познакомились, Крис и Элиз не смогли бы держаться, не дрогнув, и тихо строить наполненную спокойной верой жизнь представителей среднего класса? С Вербными воскресеньями в Первой пресвитерианской церкви (компромисс между постлондонской либеральной теологией Элиз и доморощенными лютеранскими традициями Криса) и бранчем в ресторане через дорогу от церкви, с его цветными карандашами, детским меню и «Кровавыми Мэри». Элиз проявляла себя с лучшей стороны, преподавая в средней школе биологию, общаясь не с женами экспатов [38] , а с женщинами Юга, часть которых составляли бескомпромиссные матери-одиночки. Это были женщины, которыми Элиз восхищалась и которых боялась, с их крепко сжатыми губами, плотными расписаниями и хрупкими улыбками; когда они приходили на родительские собрания, ей хотелось спросить у них, что случилось, как они выжили, но вместо этого она придерживалась плана и со всей серьезностью предъявляла рисунок голой женщины, которую Ивэн изобразил на листке с заданием по фотосинтезу, или повторяла пущенную Джин грубую сплетню о новенькой девочке из Вьетнама. |