Онлайн книга «Дед. Роман нашего времени»
|
– Мохнаткин? – Во-во, он самый. 5 – Я увидел его в первый раз в жизни вечером 31 декабря 2009-го. Его привели, я сидел в обезьяннике в ОВД «Тверское». Я думал, бомж, заросший, как бомжи, борода и усы в одной массе с растительностью на голове. Мятый какой-то, с сумкой. Менты из отделения ему: «Ты, говорят, силы необыкновенной, омоновцев избил, наручники на себе разорвал». Он ворчит, кричит: «Дайте бумаги, жалобу буду писать…». Бумагу ему дали, он возился с жалобой, написал. Мне хорошо всё было видно из обезьянника, там стол стоит, за него милиционеры присаживаются что-нибудь написать, ну, вот и он за тем столом сидел. Потом пришёл дежурный офицер и говорит: «Мы должны переписать, что у тебя в сумке». Стали переписывать: «Бутылка шампанского, “Российского” – одна. Фляжка коньяка 250 граммов, нарезка колбасы салями». – Я шёл Новый год отмечать, видите, – сказал мужик. – Я случайно мимо шёл. Вижу, женщину бьют, я вступился. – Это ты следователю будешь рассказывать, – дежурный ему говорит. – Моё дело тебя оформить. Оформив, открыли обезьянник и посадили его ко мне. Я спрашиваю: – Что, правда вы наручники порвали? Он сопя так, нехотя, показывает мне запястья обеих рук. – За то, что женщину защитил, они меня в автобусе к поручню наручниками пристегнули и избили. А потом, когда сюда привезли, то ключ не смогли найти от наручников. Омоновец, который меня пристёгивал, был брошен в другую часть города. Тогда они взяли зубило и разрубили цепь, связывающую два наручника. Дальше мне его расспросить не удалось. Потому что пришёл за мной старший лейтенант и вынул меня из обезьянника. Вид у старшего лейтенанта был перепуганный: – Вас в кабинет начальника требуют! На третьем этаже дверь с табличкой «Нач. ОВД полковник Пауков». – Отличная фамилия, я его знаю. (Дёмушкин.) – Ну да, сейчас его сделали генералом, и он теперь начальник милиции Центрального административного. Ну вот, я, значит, захожу за старшим лейтенантом. Вначале там приёмная, ну, вы знаете, Дмитрий, отделение старое, всё немного обшарпанно. В приёмной полный верхний свет, милиционеры, девки-секретарши, что-то необычное происходит. Открывают мне дверь, на которой ещё раз написано «Нач. ОВД “Тверское” полковник Пауков». Открывается следующая картина. Прямо вдали за столом сидит крупный Пауков. Слева от него в кресле, в пол-оборота к двери сидит Старуха Алексеева в костюме Снегурочки. Белый с синими блёстками халат, и шапочка такая же, и с палкой. – Это Ваша была идея, костюм Снегурочки? – Моя была идея выйти в новогоднюю ночь. Алексеева вначале не поняла, была против. А когда почувствовала всю перспективную силу новогоднего митинга, взвесила тот медийный эффект, который будет иметь новогодний митинг, то за идею ухватилась. И добавила своего. Купила себе за три тысячи рублей костюм Снегурочки. А мне предложила выйти в костюме Деда Мороза. Я сказал, что председателю политической партии не совсем уместно разгуливать в костюме Деда Мороза. Ну вот, я вошел, поздоровался с Алексеевой, с Пауковым. А справа за столом для гостей – ножкой буквы «Т» стол расположен к основному столу, где Пауков, – справа расположился мужик в синем костюме, красношеий и краснощёкий, лет сорока с небольшим. – Здравствуйте, – он мне говорит, называя меня по имени-отчеству, – вы всё хвалились своей принципиально ненасильственной «Стратегией», а вот ваш охранник милиционеру нос сломал. Я подумал, что это правозащитник, приятель Алексеевой, такой у него тон был въедливый, противный. Среди правозащитников такие бывают. – Как фамилия охранника? – спрашиваю. – Как фамилия? – спрашивает розовощёкий у полковника Паукова. – Махно? – неуверенно говорит Пауков. И встаёт, открывает дверь в свою приёмную. – Подполковник такой-то, зайдите! Подполковник навытяжку, как нервная струна, смотрит не на Паукова, а на краснощёкого. – Узнать фамилию задержанного, который нос офицеру сломал на Триумфальной. – Слушаюсь! Подполковник уходит. Видимо, сейчас же побежит за дверью. – Я из-за вас новогодний ужин прервал. (Укоряющим тоном краснощёкий.) – А вы, простите, кто? Людмила Алексеева из кресла: – Это …ард…инович, новый начальник ГУВД Москвы генерал Колокольцев. – Я думал, вы правозащитник. Возвращается подполковник. На одном дыхании выпаливает: – Мохнаткин фамилия задержанного, товарищ генерал! – У меня нет охранника с такой фамилией. Я его видел внизу в дежурке. Он не член нашей партии. – Вот, я же вам говорила, господин генерал, у…арда…иновича все ребята очень хорошие. Алексеева торжествующе смотрит на генерала. Генерал явно разочарован обнаружившейся непринадлежностью этого Мохнаткина к партии нацболов. – Вот я вам пересказывал, Дмитрий, как мог живо и в красках, сцену под Новый год ровно год тому назад. Вот у вас на Манежной основать традицию не получается, у Удальцова с «Днями гнева» не получилось. Сегодня сказал, что теперь будет проводить «Дни гнева» раз в несколько месяцев, а у нас, вопреки всему, получается. Помогите, и мы поможем вам. – Я поговорю …ард…инович, – ещё раз пообещал Дёмушкин. 6 К концу вечера им набили камеру до отказа. Когда осталось только одно место над ним, Дед соскочил с верхней палубы, где продолжал углублённо изучать «Жизнь в Древнем Египте», и сообщил дежурному: – Стоп. Отель закрывается. Мест больше нет. Есть одно надо мной, но подполковник обещал мне не класть никого мне на голову. Я и без этого дерьмово сплю. – А куда мне их девать? – скорее жалобно спросил ночной дежурный. – Я бы всех разогнал по домам. Они уже наказаны и здесь только грязь разводят, воняют, ссать ходят всё время. И не забывайте о «четвёрке», оттуда бомжей к нам нагнали, там же пусто? И там шесть мест. – Уже не пусто, – уныло возразил дежурный. – Туда этих, как их, ну, которые парни, но в девок переодеты, привезли. Трансвеститов, вот. В лифчиках, в чулках, парики… – Чего, правда? – Ей-богу. – А сколько их? – Двое. Третья, их «мамочка», девка, в женской камере помещена, в «третьей». – А вы уверены, что «мамочка» – баба, а не мужик. А вдруг мужик, сча как вдует всем вашим арестованным, те забеременеют, а вы будете отвечать. – Да нет, судья сказала, что баба. – Вы бы проверили. – Гражданин… – засмущался мент. – Охренеть можно. Во что превращают русскую традиционную тюрьму, а? |