Онлайн книга «Удивительная жизнь Эрнесто Че»
Я боюсь этих ночей, Они населены воспоминаниями, Их тревожат сны. Но даже путешественник Однажды останавливается, И пусть разрушительное забвение Убило мои прежние иллюзии, Я сумел сберечь тень надежды, Она – богатство моего сердца. «Может, начать снова брать уроки игры на бандонеоне?» – думал он, ставя очередную пластинку. Прохожие с удивлением поглядывали на странного типа в сапогах, неспешно прогуливавшегося по улицам с блаженной улыбкой на губах. Кто он такой? Наверное, американец. Жандармам Йозеф тоже казался подозрительным, но его это не заботило. В городе пахло жасмином, конским навозом и выхлопными газами. Он питался кофе с молоком, всевозможными коками и шакшукой [87] , которые покупал в булочной на авеню де ла Марн, часами сидел у мороженщика на улице Лазерж, объедаясь лимонным сорбетом, курил новые сигареты с ментолом, слушал разговоры незнакомых людей, смотрел на веселых ребятишек, играющих во дворе городской школы, доходил по берегу моря до самого Хуссейн-Дея, но старательно избегал Сент-Эжена и мыса Пескад. Йозеф никого не хотел видеть. Однажды он сидел на террасе кафе на площади Трех Циферблатов, подставив лицо лучам заходящего солнца, и вдруг заметил Нелли под руку с мужчиной лет тридцати. Он что-то шептал ей на ухо, и она весело хохотала. Йозеф не успел спрятать лицо за газетой (да он и не стал бы этого делать), но Нелли прошла мимо, не заметив его, хотя на короткий миг их взгляды встретились. пара удалилась под аркады, и Йозеф, к своему удивлению, не ощутил ни печали, ни ревности, ни досады, больше того – он понял, что счастлив за нее. После этой нечаянной встречи Йозеф решил зайти в парикмахерскую на улице Жерико, сел в кресло и на вопрос мастера «Как будем работать, мсье?» сказал: – А-ля Гардель – пробор с левой стороны и немного бриолина. Парикмахер тяжело вздохнул, достал самые большие ножницы, которыми пользовался считаные разы, и принялся за работу. Мастер впервые имел дело с таким «материалом»: волосы и борода были не только длинными, но и кудлатыми. Он попытался завязать беседу с клиентом, стал задавать вопросы: откуда приехали, чем занимаетесь, надолго ли задержитесь в Алжире? – но похожий на Робинзона человек только загадочно улыбался. Йозеф твердо решил никому не рассказывать о том, что пришлось пережить. – Не желаете тонкие усики, как у Кларка Гейбла, мсье? Йозеф посмотрел на свое отражение в зеркале – Гардель усов не носил – и покачал головой. Выходя через час из парикмахерской, он чувствовал себя почти неловко, хотя просто стал похож на себя прежнего, разве что более худого, до красноты загорелого и с легкой сединой на висках. Йозеф трижды подходил к заведению Падовани и издалека наблюдал за происходящим внутри. Всю неделю, за исключением воскресенья, посетителей было немного – отдыхающие, дети, американские солдаты. Самому Йозефу и в голову не приходило искупаться в море или понежиться на песке. А потом наступил день, когда он наконец решился, толкнул дверь ресторана и – знак судьбы! – услышал голос Гарделя… Далекая земля моя… Все тот же балкон И те же цветы И солнце… Только тебя нет, любовь моя… Йозеф вспомнил, что Падовани тоже обожает Гарделя. Заняты были не все столики, хозяин, обслуживавший группу шумных клиентов у стойки, заметил Йозефа и закричал: – Вы только посмотрите, кто пришел! Морис обернулся и на мгновение замер с разинутым от изумления ртом: – О господи… призрак! Он вскочил, кинулся к другу, стиснул его в объятиях и начал хлопать по спине, завывая на одной ноте: – Какое счастье, какое счастье, какое счастье! – Я тоже очень рад тебя видеть. Морис прослезился и закивал, как будто не мог поверить своим глазам: – Где ты был, черт бы тебя побрал?! Напугал нас до смерти. Тебя что, арестовали? – В лагере я не сидел, но пережил много. Слава богу, теперь все кончилось. – Ты воевал? Морис был единственным другом Йозефа в этой стране, почти братом, с ним можно было говорить откровенно, и он решил объясниться, но не знал, с чего начать. Все было слишком сложно, он и сам многого не понимал. Как описать словами абсурдный и никому не известный мир? – Не сейчас, Морис. – Понимаю. Преимущество любящих людей заключается в том, что они понимают вас лучше, чем вы сами. А если и не понимают, любить не перестают. – Ты виделся с Нелли? – Мельком, в Баб-эль-Уэде. – Она ничего о тебе не знала, мы думали, ты арестован. Это было ужасно, исчезло много людей, особенно евреев и коммунистов. Я пытался добыть информацию в штабе, но ничего не вышло. Нелли ждала два или три месяца, потом встретила этого типа, фотографа, он вполне симпатичный парень. – Я видел их вместе. – Да нет, с фотографом Нелли давно рассталась… Сейчас она с актером и очень влюблена. – Ладно, проехали. У нас ничего серьезного не было. Кристина в порядке? – Как тебе сказать… многое изменилось. Никто не любит говорить о важных вещах. Если выкладывать все начистоту, понадобится целая жизнь. Мы обречены жить бок о бок друг с другом, приглядываться издалека и сожалеть, что никто ничего ни о ком не знает. В этом и заключается главная загадка жизни. – Давай-ка выпьем еще по одной, дружище! У Йозефа кружилась голова, лицо горело. Как он мог забыть своих друзей? Люди подходили, обнимали его, пожимали руку, представляли тех, кого он не знал (они много о тебе слышали!), вино лилось рекой. Морис посмотрел на часы и сказал: – Пойдем прокатимся. Они обошли вокруг новой игрушки Мориса, редкостно красивой блестящей черной машины с передним приводом, рычавшей на поворотах и ускорявшейся на подъемах. – Шесть цилиндров в ряд. Никому меня не догнать! Они в мгновение ока долетели до мыса Пескад, потом оказались в Бузареа, а оттуда по горной дороге вернулись в Эль-Биар. Морис обгонял других водителей, как ласточка майского жука. Сто двадцать на подъеме! – Помедленнее, ты нас угробишь! – умолял Йозеф. Морис смеялся как мальчишка, хлопая ладонью по рулю: – Не дрейфь, брат, я еле еду. Ты только посмотри, какая сегодня потрясающая ночь! Давай повеселимся. Морис рассказал, что стал заместителем Мореля, занимается крупными сделками – «Денежными, понимаешь?» – и открыл для себя изобретенный американцами маркетинг. |