Онлайн книга «Ее последний герой»
|
Он растерянно оглядел свою комнату и покачал головой. Нет. Не пойдет. Ни в коем случае! Невозможно показывать это убожество постороннему. И не потому, что журналистка и от нее непременно следует ждать подвоха. Просто стыдно. Быстро побрился, сварил очень крепкий кофе, выпил его, обжигаясь, почти залпом. Снова зашел в ванную, критически оглядел отражение в зеркале, покачал головой, тяжело вздохнул и освежился одеколоном. Потом расчесал все еще густые волосы мокрой расческой и отправился к шкафу. Шкаф был полон тряпок, когда-то он обожал одеваться и хорошо разбирался в шмотках. Впрочем, в чем тогда было разбираться? И смех и грех! Польская рубашка, чешские брюки, гэдээровские ботинки. А уж если болгарская дубленка – ты вообще король! Конечно, привозил он шмотки из-за границы. Но заграница эта была все та же – ГДР, Болгария, Польша. Впрочем, нет, бывали еще и Бразилия, и Куба, и Югославия, рай для тряпичников. И Италия тоже была, правда недолго, всего-то три дня. А командировочные были… курам на смех. И в этой Италии он все тогда купил Ирме. Все – это трикотажное голубое платье и босоножки в цвет. На большее не хватило. И все же… Они были модниками. Серые брюки (индпошив Аркадия Семеновича, Аркаши, большого мастера своего дела), клубный пиджак из сотой секции ГУМа. Югославские штиблеты с дырочками. Галстуки яркой расцветки, румынские. И дубленки, и ондатровые шапки, и французские одеколоны – всего-то трех наименований, но французские. О подделках тогда, кстати, никто и не слышал. А пахли эти французские дай бог! После стирки еще пару дней сохранялся едва уловимый нездешний аромат. Городецкий скептически оглядел свой гардероб, перебирая рубашки и пиджаки. Жалкое зрелище. Надевать пиджак с немодными бортами – глупо. Никаких сорочек и галстуков, решил он. Смешно. Невелика птица эта провинциалка. Так, рубашка в клетку, джинсы – вполне. Он быстро оделся и спустился во двор. Перехватить ее у подъезда и зайти на полчаса в соседнее кафе. Там – черный кофе, и всё. Хотя можно и покормить эту приезжую птичку. Наверняка голодная. Встал под козырек подъезда и закурил. Из подъезда, пошатываясь, вышел немолодой мужик и, оглядев Городецкого с головы до ног, попросил огонька. В доме живут одни люмпены и, следовательно, алкашня. Что поделать, такой район. Старое Очаково. Когда он разменивал квартиру в высотке, ему было все равно, куда ехать, – лучшим вариантом вообще казалось Ваганьково. Женя предложила несколько вариантов на выбор. Он взял первый, не глядя. Она, как человек честный и порядочный, уговаривала бывшего мужа присмотреться и повыбирать. Он ответил: не заморачивайся, чем скорее, тем лучше. Тогда ему казалось, что в этой квартире он не проживет больше года. А прожил уже девять лет. Живуч оказался! Она долго уговаривала посмотреть что-то в Беляево – «там тихо и зелено, ну пожалуйста». Он не поехал ни в Беляево, ни на Преображенку, ни в Тушино. Какая разница? Все – выселки, все – спальные районы. А какая разница, где спать и вообще где доживать эту постылую жизнь? Кстати, она, Женя, поехала на «Университет». Это понятно, там жил ее сын. И еще были доводы: жить надо рядом, мало ли что, а от «Университета» до Очакова не так далеко. Он тогда рассмеялся: неужели не хочешь от меня избавиться насовсем? Неужели не осточертел до отрыжки? От автомобильной парковки быстро шла молодая высокая женщина с длинными распущенными волосами и разглядывала номера домов. Он тяжело вздохнул и пошел навстречу. Она, подумал он, наверняка она. Они почти поравнялись и одновременно остановились. – Вы! – облегченно выдохнула она. – А я боялась, что вы передумаете и не откроете дверь. Она улыбнулась и сняла большие, закрывающие пол-лица темные очки. Городецкий пожал плечами и равнодушно бросил: – К чему такие страхи? Я обещал. И потом, вы так старались меня разжалобить. Она слегка покраснела и откинула назад волосы. – Домой, как я понимаю, вы меня приглашать передумали? Он кивнул и усмехнулся: – А вы догадливая. Она улыбнулась в ответ: – Разве тупые бывают догадливые? – Обиделись, – констатировал Городецкий. Она пожала плечами: – Да нет, что вы, совсем нет. Мы, знаете ли, люди привычные. – Профессию меняйте, – парировал он, – тогда и в тупости никто не упрекнет. Она отмахнулась: – Хватит ссориться! Ну и куда мы с вами направимся? Он кивнул подбородком на типовой домик из серебристого профнастила с красной вывеской «Кафе “Тюльпан”». Она подняла брови, вздохнула и пошла вперед. Тюльпан так тюльпан. Странно, что не ромашка. Оригинально даже. В кафе было прохладно и приглушенно звучала музыка. – Ого! – удивилась она. – Морриконе. Он довольно кивнул: – А как же! Небось, думали, в наших краях – один шансон? Она кивнула и рассмеялась: – Точно! Именно так и думала. Как вы догадались? Он махнул рукой. Неторопливо подошла официантка Нина. Презрительно оглядела его спутницу и слегка улыбнулась ему, видимо, нередкому гостю. – Завтракать? – спросила Нина. – Все как обычно? Он растерянно пожал плечом. Нинкину яичницу с помидорами и черными чесночными гренками он обожал. Но есть при девице в его планы не входило. – Кофе, – небрежно бросил он. – Свари, Нинок, с душой, как умеешь. Нина кивнула и, плавно покачивая бедрами, поплыла к стойке. Журналистка подалась к нему и шепотом спросила: – А что «как обычно», если не секрет? Он почему-то страшно смутился и пробормотал про яичницу. На ее лице отразился искренний восторг. – Яичница с помидорами! Господи, сто лет не ела! Только в Баку тысячу лет назад! – Нина – бакинка, – ответил Городецкий. – Русская, а муж – азербайджанец. И готовит она по-бакински. Словом, пальцы оближешь и не покраснеешь. – Послушайте! – Журналистка оглянулась на хмурую Нинку и перешла на шепот: – А можно? Городецкий улыбнулся и кивнул: – Ну разумеется! Не за бесплатно же! Нина кивнула и так же неспешно удалилась на кухню. Пока не принесли заказ, вяло переговаривались о погоде и о чем-то совсем несущественном. Потом появилась официантка, осторожно неся перед собой скворчащую сковородку. Большая сковородка, совсем домашняя, черная, чугунная, стояла на столе, лениво отплевываясь все еще горячим маслом. – Фантастика! – восторженно покачала головой барышня. – Так и хочется прямо оттуда, макая белым хлебушком… Как дома! Он усмехнулся: |