Онлайн книга «После войны»
|
Поздоровавшись по-немецки с пожилой женщиной, Шоу великодушно наклонился, чтобы вручить ей подарок. Старушка приняла его с гримасой и отошла, не сказав ни слова, министерское сочувствие ее не тронуло. Фотоаппарат щелкнул – но где же благодарность? Ему нужно схватить именно благодарность. Следующей к столу раздачи подошла мать с ребенком. Корреспондент приготовился. Шоу машинально благословил девчушку жестом согретой перчаткой руки и протянул пакет, как какой-то переодетый в штатское святой Николас. Фотограф присел, прицелился и щелкнул. – Tommy, gibt uns mehr zu essen, sonst werden wir Hitler nicht vergessen, – воззвал к министру неряшливо одетый парень, следовавший за приезжими с самого начала. Слышать это Льюису приходилось и раньше: от женщины, воровавшей уголь на вокзале Даммтор, и мальчишки на Гусином рынке. Отправив парня дальше, Лейланд извинился перед высоким гостем за его грубость. – Что он сказал? – Шоу посмотрел на Урсулу. – Он сказал: «Томми, дайте нам больше еды, а иначе мы не забудем Гитлера». Министр не только не оскорбился, но даже довольно кивнул. У него появился шанс продемонстрировать кое-что. – Спросите, он это серьезно? Урсула переадресовала вопрос молодому человеку, который ответил твердо и решительно, не скрывая презрения. – Он говорит: «Тогда нам жилось лучше, чем сейчас. Так плохо не было никогда, даже в последние дни войны». Более других дороживший своим местом, фотограф попросил парня помолчать, но у Шоу, похоже, проснулся настоящий интерес. Он снова обратился к Урсуле: – Спросите, рад ли он получить свободу. В ответ парень указал на каркасный домик. Урсула перевела: – По-вашему, это похоже на свободу? Со времени окончания войны я побывал в трех лагерях. В Бельгии, в Кельне и вот теперь здесь. Я девять месяцев не видел жену. Почему? Только потому, что воевал за свою страну? – Как можно улучшить положение? – спросил Шоу. Парень пробормотал что-то вполголоса. Урсула спрятала улыбку и опустила глаза. – Что он сказал? – Он… он просто очень зол, – ответила она, стараясь защитить не столько Шоу от оскорбления, сколько соотечественника от возможных последствий. – Это говорит его желудок. Шоу, однако, решил показать, что твердости ему не занимать. – Он может говорить все что хочет. Я не против. Ну же. Что он сказал? Смутившись, Урсула вопросительно посмотрела на Льюиса. – Думаю, министру важно знать, что сказал этот человек, – решил Льюис. – «Перестаньте обращаться с нами как с преступниками». А потом… «Возвращайтесь в Англию». – Подозреваю, парень выразился крепче, – догадался Шоу. Льюис тоже спрятал улыбку и кивнул переводчице. – Примерно так: «Убирайтесь в Англию». Везя Урсулу домой, Льюис почти не обращал внимания на дорогу – в голове все крутились слова, что он намеревался сказать Шоу. – Спасибо, – поблагодарила она. – За что? – За то, что пытались сказать правду. – Я почти ничего не сказал. Не смог показать ему реальное положение дел. Теперь он вернется в Лондон, и никто не узнает, насколько серьезная здесь ситуация. – Вы слишком требовательны к себе. – Я болван. Упустил возможность. – Нельзя сделать все. Это прозвучало укором. Дорогу перегородил перевернувшийся грузовик. Следы происшествия уже занесло свежим снегом. Проезжая мимо, Льюис увидел человека, выбирающегося из кабины и прижимающего что-то к груди. Он сделал вид, что ничего не заметил. – Везти меня до самого дома совершенно ни к чему. – Не хочу, чтобы вы шли пешком в такую непогоду. – Но вам ведь не по пути. – Я вас подвезу. Обогреватель дышал на ноги горячим воздухом. Тепло поднималось, окутывая грудь, отогревшиеся пальцы пощипывало. Вместе с теплом кабину наполнили запахи сырой шерсти, табака и косметики. – Как они там вас назвали? Лоуренсом Гамбургским? Это плохо или хорошо? – Зависит от того, кто называет. Первым так назвал его Баркер, и тогда Льюис не возражал – прозвище даже приятно щекотало самолюбие. – Это ссылка на Лоуренса. Лоуренс Аравийский, слышали? Урсула покачала головой. – Британский лейтенант. Служил в Египте во время Первой мировой войны. Хорошо знал и понимал местных, бедуинов. Написал книгу «Семь столпов мудрости». Для меня она своего рода библия. Я всегда вожу ее с собой. Иногда Лоуренсом меня называет Баркер. Кто-то, должно быть, услышал… – И каким он был? – Похоже, он всегда хотел быть где-то еще. – Так вы тоже предпочитаете местных? – Меня постоянно за это критикуют. Даже жена. Слякоть кончилась, под колесами захрустел гравий, и Льюис ощутил, как изменилась, смягчившись, вибрация руля. Вспомнив Рэйчел, он крепче сжал пальцы. – Она очень смелая. Не каждая решилась бы жить в одном доме с немецкой семьей. Немногие смогли бы это сделать. Льюис был согласен, но он никогда не думал о Рэйчел как о смелой женщине. – Она уже… обжилась? Обжилась. Подходящее слово. – Думаю… привыкает. Она… не очень хорошо себя чувствует. Тяжело переживает потерю сына. О смерти сына Льюис сказал Урсуле после того, как узнал об ее утрате. Справедливый обмен – погибший муж на погибшего сына, – но вдаваться в подробности он не стал. И не намеревался. – Думаю, мне было бы очень трудно. Жить с врагом. С теми, кого винишь в смерти сына. И с мужем, который так заботится об этом враге. Трудно. Она вывела все это из крупинки информации. И так быстро. Как ей удалось? – Да. Но… она должна… – Льюис оборвал себя и так уже сказал лишнее. – Должна? – Она… Я надеялся, что со временем… ей удастся преодолеть это и жить дальше. – Почему? Время ничего не решает. Ответить было нечем. – Смерть сына… такое не излечишь, – добавила Урсула. Льюис выдохнул, и внутренняя сторона ветрового стекла затуманилась. Он вытер его перчаткой. – Та еще погодка. Урсула поняла невысказанное пожелание. – Извините. Это не мое дело. – Нет, нет. Все в порядке. Некоторое время оба молчали. – У вас ведь есть еще один сын? |