Онлайн книга «После войны»
|
Боль в плече усилилась. Она появлялась всегда после быстрого бега, а в последние годы давала о себе знать все чаще – должно быть, сказывались возраст и курение. Он потер плечо, покрутил рукой; острые всплески боли следовали один за другим. Уже почти на месте, сказал он себе. Почти на месте. До сих пор он держался. Даже когда осматривал безжизненное тело Баркера, вглядывался в залитые кровью глаза, когда давал показания военным полицейским, которых нашел у машины. Он запретил себе связывать эту неуклюже обмякшую оболочку с тем Баркером, к которому так привязался. Но сейчас, подъехав к воротам виллы Любертов, Льюис уже не знал, что именно он удерживал, чему не давал развалиться. Дом, который он покинул два месяца назад, был чистый, белый и безупречный, но резкий переход от зимы к весне обнажил уродливые проплешины в снегу – коричневые, серые, черные пятна на белом фоне. Он вошел через боковую дверь, радуясь, что никто не встречает. Снял пальто и в замешательстве потер лицо, не зная, что делать дальше. Хотелось сесть, хотелось чашку чаю, хотелось покурить, выпить, хотелось увидеть Эдмунда и Рэйчел… но не сейчас. Он плеснул себе виски и проглотил залпом, надеясь, что алкоголь хоть немного приведет его в чувство. Налил еще и пошел наверх. Эдмунд был в своей комнате, разглядывал себя в зеркало. На нем был крикетный свитер, в точности как у Майкла, только с голубой полоской вокруг выреза. Даже за два месяца сын успел вытянуться. Льюису захотелось обнять его. – Эд. – Папа! Эдмунд просиял, но, кажется, смутился, что его поймали перед зеркалом. – Красивый джемпер. – Это подарок тети Кейтт. Она сама его связала. До Льюиса дошло, что он без сил привалился к двери. Ноги горели, а ведь всего лишь поднялся по лестнице. Он никогда не терял сознания, но гадал, не является ли это ощущение невесомости, разливающееся по телу, предвестником обморока. – Мама дома? – Кажется, она сегодня возвращается из Киля. – Ездила в гости к Бакменам? – Да. – Ну а ты тут как? Все хорошо? – Да, все отлично. Сын глядел на него с некоторой тревогой. – С тобой все в порядке, пап? Ты порезался? – Я… попал в аварию… все нормально. – Льюис посмотрел на кровь на своих руках. Все оказалось хуже, чем он думал. Надо сесть. И поскорее. – Стало быть, ты держал оборону вместо меня? – спросил он, опускаясь в кресло. – Да. – А Люберты как поживают? – Хорошо. Но герра Люберта сейчас нет дома… кажется, он уехал. Куда-то. Что-то связанное с проверкой. Я точно не знаю. – Значит… ты здесь совсем один? Эдмунд кивнул. – Прости… что меня не было так долго. Я опять пропустил Рождество. – Ничего. Ты много повзрывал? – Несколько заводов. Док для подводных лодок. Самый крупный взрыв еще предстоит. Все боеприпасы, которые были у Германии после войны, свозят в одно место и там взорвут. Слышно будет аж до самого Лондона. Может, даже тетя Кейт у себя в Беркшире услышит. Льюис вытащил из кармана кителя портсигар. Первая сигарета за день, и от первой же затяжки закружилась голова. – Это мама подарила тебе портсигар? – Да. Льюис протянул его сыну. Эдмунд открыл портсигар и посмотрел на фотографию Майкла – в крикетном свитере. – А почему у тебя нет моей фотографии? Льюис и сам толком не знал почему, но чувствовал, что готов солгать. – Потому что Майкл умер? – спросил Эдмунд, спасая его от лжи. – Да… именно. Мне не нужно твое фото, Эд. У меня ведь есть ты сам. Эдмунд, кажется, согласился с этим. Льюис только теперь заметил, что одежда на полу не просто валяется, а разложена со смыслом. Он проследовал взглядом по бульвару из носков между кукольным домиком и джемперным островом и увидел на дороге между ними «лагонду». – И что же здесь происходит? Эдмунд, казалось, смутился: – Просто глупая игра. – Выглядит забавно. – Машина должна была быть твоим «мерседесом». Но у меня пока нет игрушечного «мерседеса», поэтому вместо него я использую «лагонду». А это Гельголанд. – Эдмунд указал на горку джемперов и рубашек со стойким оловянным солдатиком наверху. – А это я? Эдмунд кивнул. Льюис обратил взгляд на кукольный домик. Он увидел две детские куклы в спальне и две взрослые, мужчину и женщину, у фортепиано на первом этаже. – А это мама и герр Люберт – играют на рояле? – Это не я так расставил кукол, это Фрида. Она… поменяла их местами, – сказал Эдмунд, краснея и злясь на себя за то, что вообще упомянул об этом. Льюис посмотрел на миниатюрных Рэйчел и Люберта: – Похоже, все счастливы. Все прекрасно ладят. А это главное. Было темно, когда Рэйчел подошла к дому. Светились три окна: в гостиной, в комнате Фриды на верхнем этаже и в ее спальне. Дом как будто встретил ее многозначительным прищуром. Сумрак превратил балконные перила в гримасничающую ухмылку. «Мерседеса» Льюиса на подъездной дорожке не было, но от мысли, что она снова увидит мужа, ее пробила нервная дрожь. Хайке встретила хозяйку в холле, поклонилась и забрала саквояж. Горничная казалась взбудораженней обычного и нервно косилась в сторону гостиной. Оттуда доносилось стаккато, похожее на вступление к «Лесному царю». – В чем дело, Хайке? – Полковник, – пробормотала девушка и снова бросила взгляд в сторону гостиной. Рэйчел отдала ей пальто. – Как Эдмунд? – Хорошо. Спит. Рэйчел вошла в гостиную – Льюис сгорбился над клавиатурой, одной рукой подпирая лоб. Он не обернулся, просто продолжал ударять по клавише, безуспешно пытаясь сыграть следующее за этим арпеджио. – Льюис? И снова он не взглянул на нее. – Лью? Почему ты это играешь? Льюис перестал играть, но головы не поднял. Он был бледен. Рэйчел заметила кровь на рукаве кителя. – Эта первая часть легкая. Но вот следующая… не представляю, как ты ее играешь. Первой мыслью было: он откуда-то знает – все. Она подошла и опустилась на двойной табурет рядом с ним. – Лью?.. На подставке стояла партитура «Warum?». Из носа у Льюиса текло. Она хотела поднять его голову, посмотреть, что у него в глазах, но он не отрывал глаз от клавиатуры, и капли из носа падали на клавиши. |