Книга Летящая на пламя, страница 76 – Лаура Кинсейл

— Принцесса, — позвал ее Шеридан, протянув руку, — я не хочу спать. Иди сюда.

Она скинула мокрые ботинки и носки и, закутав ноги в меховое одеяло, села рядом с ним. Шеридан прижал девушку к теплой груди и начал расстегивать пуговицы на спинке ее платья, лаская мочку уха Олимпии губами.

Олимпия улыбнулась и тронула его за руку.

— Тебе надо отдохнуть сегодня.

— Я не устал, — прошептал он, целуя ее шею.

— Лгун. Ты слишком утомился для любовных утех. Расстегнув застежки, он погладил обнаженную спину Олимпии.

— Только после смерти я почувствую себя слишком утомленным для этого.

Олимпия перехватила его вторую руку.

— Попробуй мысленно переключиться на что-нибудь другое. Где бы ты хотел жить, если бы у тебя была возможность выбирать?

— В Вене, — не задумываясь ответил Шеридан.

— В Вене? — удивленно переспросила Олимпия. Он начал слегка покусывать ее обнаженное плечо.

— Да, в Австрии. Особенно хорошо там весной. Мы бы танцевали с тобой вальсы Штрауса, на тебе было бы алое платье вот с таким декольте, — и он провел рукой по ее груди, — из воздушной ткани, подол при каждом твоем движении изящно взмывал бы вверх, открывая туфельки и твои точеные лодыжки. — Он закрыл глаза, его теплое дыхание согревало плечо Олимпии. — А после последнего танца я увел бы тебя, раскрасневшуюся и запыхавшуюся, мимо караулов королевского стража по широкой лестнице в спальню с огромной кроватью под золотистым бархатным балдахином, откуда мы все еще могли бы слышать далекую чудную музыку. И я взял бы тебя на руки и уложил бы на кровать… склонился бы над тобой и начал бы целовать твою прекрасную грудь и твои очаровательные ножки, изящные лодыжки, икры, белоснежные великолепные бедра и твою восхитительную розовую… гм… — Он припал губами к ее шее. — И на тебе не было бы в этот момент никакого нижнего белья, ровным счетом ничего. Олимпия зажала рот рукой, чтобы не расхохотаться над этими фантазиями.

— А ты когда-нибудь был в Вене?

Он покачал головой, прижавшись губами к ее волосам.

— Тогда надо признать, что у тебя богатое воображение.

— О чем же еще я могу мечтать здесь, копаясь каждый день в мокром торфянике, — такими темпами я, наверное, скоро пророю туннель в Китай. Кроме того, не забывай, я добрых четверть века провел на флоте. Так что воображение и фантазия — это моя вторая жизнь, — говорил он, стаскивая с нее платье. — А где бы ты хотела оказаться сейчас?

Олимпия, закусив губу, потупила взор и пожала плечами.

— Так где же все-таки? — настойчиво расспрашивал ее Шеридан. — В Риме? В Париже? В каком-нибудь тропическом райском уголке?

— Если честно… я бы предпочла остаться здесь.

— Здесь?! Какого дьявола! На этом острове?

— Да, здесь.

— Ты совершенно спятила. — Он приподнял ее лицо за подбородок и чмокнул в нос. — Но почему?

Она опустила глаза.

— Потому что ты здесь. Шеридан замер.

— Я?

Она кивнула.

— Я? — еще раз переспросил он. Олимпия опустила глаза. — Да.

— Подлый сэр Шеридан, король всех ублюдков? — изменившимся голосом спросил он. — Нет, ты не можешь этого хотеть.

Шеридан опустил прекрасные густые ресницы, и Олимпия не могла разглядеть выражения его глаз, но она видела, что вокруг его рта залегла горькая морщинка.

— Нет, я хочу именно этого, — упрямо сказала она.

— По-твоему, я должен весело рассмеяться? — криво усмехнулся он. — Это что, одна из твоих неудачных по пыток пошутить?

Она взяла его руку, сжатую в кулак, и прижала к себе, а затем начала разжимать палец за пальцем.

— Я не шучу, ты сделал меня счастливой. Неужели ты не можешь этого понять?

Он засмеялся и взглянул на нее с несколько смущенным видом.

— Я не понимаю, каким образом я мог сделать тебя счастливой в таких ужасных обстоятельствах, если, конечно, не считать счастьем необходимость убиваться целый день на тяжелой работе и есть скудную пищу по вечерам. Наши любовные утехи — слишком ничтожное воздаяние за все эти лишения. Кроме того, ты все еще девственница, кто бы мог подумать, что я сумею вести себя столь сдержанно и благородно? Ей-богу, я удивляюсь, что все еще жив.

— Мне нравится, как мы живем.

— Еще бы! Ведь это я, а не ты должен всегда сохранять хладнокровие и самообладание, даже в самых крайних обстоятельствах. Должен заботиться обо всем.

— Да, я знаю, что тебе трудно, — сказала она, глядя ему в глаза.

На губах Шеридана заиграла кривая усмешка, и он отвернулся от Олимпии.

— Но я не боюсь лишений, — сказала она. — Мелочи жизни не волнуют меня. Конечно, я не отказалась бы от горячей булочки с маслом, я хотела бы, чтобы ты был всегда сыт. — Она склонила голову ему на плечо. — Ведь ты так много работаешь.

— Принцесса, о моя принцесса, — бормотал он в полузабытьи и, найдя руку девушки под меховым одеялом, крепко сжал ее.

Олимпия наблюдала за ним краем глаза, любуясь изящной линией подбородка и широкими скулами. На его виске все еще виднелась застывшая грязь, почти скрытая прядкой волос. Поглаживая его ладонь, Олимпия задела свежую мозоль, и Шеридан непроизвольно отдернул руку.

— Итак, ты бы хотела остаться на этом острове, потому что я нахожусь здесь, — произнес Шеридан, искоса поглядывая на Олимпию.

Она кивнула.

— Тогда будь так добра, представь себе, что мне не составляет труда сделать тебя счастливой в любой другой точке земного шара.

Олимпия улыбнулась.

— Представь, что мы сидим в цветущем саду на лужайке, залитой солнцем.

— А кругом кусты сирени, — мечтательно добавила она.

— Да, сирень и розы. А еще розовато-белые камелии, которые к лицу тебе. Что еще?

Олимпия закрыла глаза.

— Фиалки в тени раскидистых деревьев. Статуя Афродиты… и певчие птицы, клюющие зерна с ее плеча.

— Представь себе, что мы едим пирожные.

— И клубнику. И пьем шампанское.

— Гм-м… Шампанское — это ты хорошо придумала. И я, будучи подлецом и ублюдком, конечно же, усердно потчую тебя вином, пока ты не наберешься как следует и не станешь уступчивой.

— Действительно подлец! — сказала Олимпия, гладя его по щеке, и поцеловала в висок.

— И вот представь себе, что твои волосы рассыпались по плечам и в них заиграли солнечные блики. О, какое великолепное зрелище! Представь себе… — Он замолчал. В воцарившейся тишине был слышен вой ветра, бушующего за стенами хижины. — Представь себе, что я попросил твоей руки.

Олимпия замерла. Она взглянула па него, но не могла разглядеть лица.