Книга Последний шанс, страница 3 – Марина Серова

— Минеральной воды, — попросила я, ища в сумке тюбик с аспирином «Упса».

— Минералки нет.

— Тогда спрайт. Сколько с меня?

— Девушка, вы что, ослепли? Написано на ценнике.

— Я неграмотная, — я начала звереть. Проскочило бредовое видение, вполне оправданное в моем состоянии: проламываю тетке голову кассовым аппаратом и тащу ее тело спорщикам. Вот ваше преступление! Она назвала цену.

— Дорого, — возмутилась я.

— Не берите, — равнодушно отозвалась продавщица. Но не взять я не могла: во-первых, дело, во-вторых, если не выпью таблетку — загнусь. Пришлось потратить часть отпущенных на подобные случаи средств. Я села за столик рядом со стойкой, отсюда удобнее вступить в разговор с обслуживающим персоналом. Я приняла лекарство и прикрыла, глаза, ожидая желаемого эффекта. Хотелось курить, но все предыдущие попытки затянуться заканчивались раздирающей гортань болью и чахоточным кашлем.

— Я подметаю, а они грязь носят, — пожаловалась уборщица висевшей над нами туче. Под «они» подразумевалась я.

— Мети, мети! — лениво откликнулась продавщица. — Жалеешь небось, что бомжика с веником гоняла.

— Он чо, сегодня за объедками не приходил?

— Как в воду канул, а жаль, вчера сам Макар Петрович с друзьями сидели.

Много всего осталось.

— То-то я смотрю, все вверх ногами, грязища. Одних бутылок вагон, — уборщица недовольно покачала головой.

— Им-то не убирать, — поддакнула продавщица.

Я приподняла отяжелевшие веки и вздрогнула. Рядом с моим столиком, вплотную к стене, стояла кадка с пальмой. Густая, неестественно зеленая по причине искусственного происхождения листва закрывала алое пятно на стене. Вот оно, доказательство убийства.

— Кровь! — прохрипела я.

Женщины засуетились. Мы втроем отодвинули кадку. Под ней на серых плитах подсыхала густая красная лужа. Трупа не было, а жаль.

— Бутылку с кетчупом разбили, — облегченно вздохнула продавщица, пиная туфлей осколки. — Об стену грохнули, паршивцы. Пальму-то зачем перетаскивать было?

— Перепились, наверное. Начальство! — продавщица хмыкнула. — Нам на работе ни-ни, а сами что творят!

— Никого не убили? — решилась я задать волнующий меня вопрос.

Женщины посмотрели на меня, как на идиотку. Мне это было, конечно, до фонаря. Но меня перестало знобить.

— Вы, девушка, сядьте и не волнуйтесь. Тут полный порядок, свои кутили.

Я воспользовалась их советом, вернулась за столик и задумалась.

Дальнейшие действия были покрыты мраком неизвестности. Я могу выяснить телефоны администрации кафе, только какой в этом прок? Отвечать, сколько вчера выпили, они мне не обязаны. Интересно, пропажу бомжика следует считать зацепкой или жертвой милицейского рейда? Я достала сотовый, набрала номер и попросила позвать Андрея Мельникова, следователя и моего хорошего знакомого. Он не раз выручал меня в самые сложные моменты расследований. Нынешний момент, судя по всему, подходил под данное определение.

— Татьяна, что у тебя с голосом? — звуки, которые я выдавала за приветствие, его не обманули.

— Голоса нет, — выдавила я, — буду краткой. За последние сутки на Музейной площади что-нибудь криминальное произошло?

— А что?

— Нужно.

— Ничего не случилось, загадочная ты наша. А должно было?

— Бомжик с веником пропал.

— Ты чем лечишься? Часом не водкой?

— Выяснишь, не забирали его?

— Зачем? И так знаю, нет. Нашим нынче не до него, — вздохнул Андрей.

— Ожидается приезд президента?

— Ты газеты читаешь? — сразу чувствуется, разговаривают два специалиста: сплошные вопросы, словно ведем дознание.

— А надо?

— Неужели даже телевизор не смотришь? — развеселился Андрей.

— Что-то важное пропустила?

— Ты никуда не уезжала?

— Не томи же, в чем дело? Сейчас начну чихать в трубку, заражу, — мстительно пообещала я.

— Если твои вирусы такие же вредные, как ты сама, то охотно верю. А оглохну я наверняка, — заржал Андрей. — Весь город только и говорит, что об убийстве Кубасова.

— Как? — поразилась я, ограничившись этим возгласом. Замечания типа: добрались-таки поклонники, придавило статуей собственного изготовления, решил, что после смерти обретет мировое признание, — оказались слишком длинными для моих голосовых связок.

— Машина сбила.

— Кто?

— Неизвестный доброжелатель постарался и скрылся с места преступления.

Представляешь, какой скандал? В воскресенье открытие памятника, а ему самому теперь памятник нужно ставить. Только не на площади. Нас гоняют, как зайцев, обвиняют в бездействии все кому не лень. Будто мы его сами укокошили и пытаемся . замять дело.

— А могли?

— Могли, но нас опередили, — Андрей тоже не числился в поклонниках творчества Кубасова. — За небольшое вознаграждение могу разузнать у родственников, не хотят ли они воспользоваться услугами частного детектива, и рекомендовать тебя.

— Спасибо, обойдусь.

— Ты не рвешься помочь тарасовской богеме? — с деланной печалью осведомился он.

— Ага, не патриотка.

Я с телеграфной лаконичностью поблагодарила Андрея за сведения и распрощалась. Тучу отнесло в сторону, я, как кошка, пригрелась в теплых лучиках осеннего солнца. Никакого желания двигаться. Тетки из кафе куда-то подевались.

Никто меня не прогонял и не торопил.

Я достала гадальные кости. Двенадцатигранники неприятно холодили руку, вызывая озноб: скорей бы придумать вопрос и избавиться от них. Отяжелевшая голова работала с перебоями. Я зевнула. Да стоит ли мне заниматься делом этих двух чудаков? Я швырнула кости на столик.

Выпало 14+28+4. «Приближается болезнь, но серьезных осложнений не будет». Замечательно! Во мне росло раздражение. Я и так знаю, что приближается.

Осложнений не предвидится. Значит, как говаривал поэт: «Нет, весь я не умру». В результате гриппа у меня не разовьется порок сердца, я не ослепну, не оглохну, и у меня не выпадут зубы. Какие там еще бывают осложнения? Солнце закрыло косматое облако. Я зябко поежилась.

Второй раз кости не были столь категоричны, но ответ вызвал еще больший приступ озлобления. «Вы согласитесь на какое-то предложение, которое принесет не только много забот, но может закончиться для вас плачевно». Почему «согласитесь»? Я уже согласилась. А что мне есть и на что лечиться, откажись я от задания? Не имею понятия, как закончится, но оно уже началось плачевно. Вот прямо сейчас возьму и разревусь от жалости к себе.