Книга В плену Левиафана, страница 90 – Виктория Платова

— Ты не сказала Алексу о дневнике?

— О том, что мне удалось расшифровать его? Нет.

— Почему? Разве он не имел права знать?

— Если об этом узнал бы Алекс, узнали бы и все остальные. Никакая сила не заставила бы его держать язык за зубами. Это специфика всех маленьких городков, где столетиями ничего не происходит. Люди здесь чересчур впечатлительные.

— И Джан-Франко?

— Джан-Франко умеет хранить тайны. Он тоже не отличается особым умом, но что касается тайн… Одну из них он похоронил в себе на пятнадцать лет.

— Быть может, он просто забыл о ней? Такое иногда случается.

— Я знаю. Такое случилось и со мной.

— Но теперь все по-другому?

— Да.

Как же ты неправа, сестренка!..

Алекс — совсем не идиот, он и раньше догадывался, что Кьяра обманула его с проклятым дневником. Теперь догадки получили свое подтверждение. Интересно, что же такого было в дневнике, раз Кьяра не решилась рассказать о нем даже брату? Историями о маленьких городках можно при желании поразить воображение жителя большого города (каким наверняка был Лео, до того как осел здесь). Или — яхтсмена, что месяцами не видит земли (каким наверняка был Лео, прежде чем стал жителем большого города). Но Алекса не проведешь — Алекс прожил в К. всю жизнь и прекрасно изучил его нравы. Люди К. не отличаются особой впечатлительностью и умеют хранить тайны. И умеют забывать их, когда нужно, — альпийские стрелки тому пример.

Если бы Кьяра намекнула Алексу, что нужно держать язык за зубами, он бы и слова не проронил! Обидно, что она выбрала в наперсники напыщенного дурака и женоненавистника Джан-Франко, а вовсе не брата. А ведь Алекс готов был пожертвовать жизнью ради сестры, — и что в результате?

Оказался обладателем клейма «никчемный идиот» — вот что!

Во всей этой темной и скользкой истории никчемного идиота больше всего задевает Джан-Франко. И то, что он мертв, никак не влияет на обиду: она растет и пухнет, как собственная рука Алекса, привязанная к скобе. Стоит ткнуть в нее пальцем, и тотчас возникнет белое пятно. Отношения Кьяры и Джан-Франко вообще — сплошное белое пятно, если рассудить здраво.

Встречаясь с Кьярой, Алекс никогда не рассказывал ей о К. — так повелось с самого начала, таковы были условия общения, их задала сама сестра. Вот и выходило, что Алекс работает риелтором, а потом — продавцом рубашек где-то в безвоздушном пространстве, в котором тем не менее нужны и дома, и рубашки. Как он мог вытерпеть такое?

Мог. Терпел.

И даже с пониманием относился к тому, что К. упоминается в единственном контексте — «когдажетыуедешьизэтойдыры»?

Их встречи состояли из монологов Кьяры — о работе, о странах, где она побывала, о полицейских и преступниках и еще о множестве приятных и не очень мелочей, из которых состоит настоящая жизнь. А о чем рассказывать Алексу?

О фасоне рубашек? О том, как идут их продажи? Эпохальное открытие центра скалолазания с Вольфом Бахофнером в авангарде ликующей толпы (об этом в К. начали говорить за месяц до события и не закончили до сих пор) вызвало у Кьяры лишь саркастическую улыбку. Еще бы, ведь на Тибете (или в Непале, Алекс не помнит точно) она нос к носу столкнулась с самим Ричардом Гиром. И видела живьем Бреда Питта на натурных съемках в предгорьях Гималаев, Анджелина Джоли на съемочной площадке так и не появилась. Но это тот случай, когда и одного Питта достаточно, а Питт — это не какой-то там Бахофнер, подтирающий задницу собаке.

Пусть это и не просто собака, а комиссар Рекс.

Наверняка с Лео Кьяра тоже говорит о чем угодно, и не только говорит — слушает. Лео есть что рассказать, а как насчет Джан-Франко?

Чем бармен из занюханного кабачка лучше Алекса?

Его воспоминания о том, каким Джан-Франко был в детстве и отрочестве, слишком скудны. Толстый неуклюжий парень, вздыхающий по Кьяре издалека, — вот и все, что помнит Алекс. Подробности отъезда сестры сохранились в его памяти чуть лучше. Летний день, пустая станция, автобус на Тренто, Кьяра едет не до конца, не до самого Тренто, она должна выйти на полпути и пересесть на поезд, идущий в Больцано. Правда, в конечном итоге Кьяра оказалась не в Больцано, а в Вероне. А могла бы оказаться еще дальше, куда не ходят поезда; так что, учитывая беспокойный характер Кьяры, и Верону можно считать благом.

Летний день, пустая станция, автобус на Тренто, он еще не подошел. Кьяре едва исполнилось семнадцать, Алексу — нет и тринадцати, в угоду маме (вечно она боится опоздать!) вся семья отирается на станции битый час. У Кьяры не очень-то много вещей: маленький чемодан и замшевая сумка с бахромой, если тебе так необходимо уехать, родная моя, ехала бы хотя бы в Виареджо! И тетя Паола присмотрела бы за тобой, и мне было бы спокойнее.

Это сказала мама.

— Присматривать! Только этого не хватало. Я уже взрослая и со всем справлюсь сама.

Это сказала Кьяра. Спорить с ней бесполезно.

В сумке с бахромой лежат сигареты, Алекс случайно увидел их, когда Кьяра засовывала в маленькое отделение пилочку для ногтей: несмотря на независимость и взбалмошность, сестре присущи маленькие девичьи слабости. Пилочка — из их числа.

— Если расскажешь о сигаретах маме — убью.

— Не убьешь.

— Ну, хорошо, — мгновенно оценив ситуацию, Кьяра меняет гнев на милость. — Пусть эти сигареты будут нашей тайной. Твоей и моей. Обещаешь мне, Алекс-трусишка?

— Да. А ты пообещай, что никогда больше не назовешь меня трусишкой.

— Идет.

Они оба сдержали обещание. С уст Кьяры больше не слетало ненавистное «трусишка», а мама так и не узнала о той, первой пачке сигарет. Это потом Кьяра начала курить при родителях без всякого стеснения, — так решила она сама, и Алекс к этому решению никакого касательства не имеет. Зато умеет хранить тайны, и жаль, что Кьяра позабыла об этом.

— Мы с Алексом отойдем на секундочку, — сказала она маме тогда, на станции. А брату шепнула на ухо: — Мне нужно покурить!

«Покурить» — только предлог. Кьяра явно кого-то ожидает, вертит головой во все стороны. Они стоят рядом с маленьким станционным кафе, заслоненные от родителей колонной. Время от времени Алекс выглядывает из-за колонны, наблюдая за платформой. Автобуса все еще нет, но к родителям присоединился синьор Моретти, у него какие-то дела в Тренто (как долго Алекс знает синьора Моретти, почти всю жизнь!); платформа тонет в солнце, а за колонной — почти темно.

— Ну что там? — спрашивает Кьяра.

— Все в порядке. Беспокоиться не о чем.

— Смотри в оба, братишка! Иначе…

— Иначе ты меня убьешь!

Алекс смеется, хотя ему немного грустно: Кьяра уезжает, и неизвестно, когда они увидятся в следующий раз. Быть может, он тоже закурит к тому времени, станет заядлым курильщиком. Алекс смеется и Кьяра смеется в ответ, и пляшущая красная точка сигареты смеется. В станционном кафе никого нет, кроме пожилой пары. Это туристы, Алекс видел их несколько раз на центральной площади. Летом туристов в К. немного, совершать скучные пешие прогулки к перевалу и обратно желающих нет. А развлечений в самом городе — раз-два и обчелся.