Онлайн книга «Мужчины любят грешниц»
|
– Четыре! – Он показал четыре пальца. – Пятого августа исполнилось, – уточнила Рената. – Он Лев? – поразилась мама. – Как Тема? – Я даже хотела назвать его Львом, но муж не согласился. – А ваш муж… – Умер! – поспешил я, закрывая тему. – Почему умер? – удивилась Рената. – Наш папа живет в Германии, зарабатывает денежки, да, Павлик? – Но вы сказали вчера… – начал было я. Она слегка порозовела. – Это была шутка! Хорошенькая шутка – назвать мужа покойным! На лице мамы сложное выражение – незнакомая дама провела ночь в квартире холостяка и теперь сидит в его халате, распивает кофеи при живом муже, а у мальчика есть отец! Рената, чуткая, поняла и сказала: – Такая нелепая история… Эта Анечка, воспитательница, приняла Артема за отца Павлика, он тоже Хмельницкий. А я вчера закрутилась… совсем из головы вон. В театре сумасшедший дом, а потом этот колдун. Ужасный человек! Дьявол, а не человек! Бывают такие неудачные ситуации, когда каждое новое слово усугубляет нелепость и сюр – мы все участвовали в подобной. – Колдун? – Мама растерянно взглянула на меня. – Ну да! Страшный человек! – Павлик, а у тебя есть велосипед? – ринулся я с ходу в новую тему, не придумав ничего умнее. – Есть! Взрослый! Мне папа прислал! А вы тоже мой папа? – Ой, уже десятый час! – вскрикнула Рената. – У меня репетиция! – Она поспешно поднялась. – Павлик, допивай молоко! Нам еще в садик! – Я могу отвести его в садик, – сказала мама, и я удивленно воззрился на нее. – Пойдешь с бабушкой, Павлик? Мальчик кивнул. – Спасибо! – Рената чмокнула маму в щечку и умчалась в спальню, что, разумеется, не осталось незамеченным – мать выразительно взглянула на меня, и я буркнул: – Я спал в кабинете! – Конечно, – молвила мама мягко, – я понимаю. Она сказала, колдун… – Не знаю! Вряд ли тот самый. Их теперь столько развелось, сама знаешь! – Темочка… – Мама озабоченно смотрела на меня. – Ма, ты действительно отведешь его в садик? – Я вилял как заяц, преследуемый собаками. – Конечно! Давай адрес! – Каков следовательский прием! – Откуда у меня адрес? Сейчас спросим… Я вас отвезу. Я отвез Ренату в театр, потом маму и Павлика в детский сад и поехал на работу. Рената на прощанье обняла меня, шепнув: «Спасибо! Сегодня у меня спектакль, я до одиннадцати!» – и упорхнула. За трогательным прощанием наблюдали две личности женского пола, курившие у черного входа. По тому, как оживленно они затрясли головами и обменялись фразами, я понял, что родилась легенда. Рената подошла к ним, и вся троица сердечно расцеловалась. Мама повела Павлика в садик, а я посидел немного в машине, прикидывая, не зайти ли самому, мне хотелось увидеть вчерашнюю барышню и сказать ей… что-нибудь – «бу!», например, и посмотреть на ее испуганное лицо. Одернув себя, я уехал… * * * А вечером снова пришла та самая воспитательница Анечка с птичьей фамилией Чиликина. – Артем Юрьевич, – сказала она, едва не плача, прямо с порога, – извините меня! Я не знаю, как это получилось! Честное слово! Я до сих пор не могу прийти в себя… Спасибо вам большое! Благодарность была вполне нелепа, но я понял ее: «Спасибо вам за то, что не оказались растлителем малолетних, сексуальным маньяком и жуликом-вымогателем! За то, что не приставали ко мне, не пытались воспользоваться ситуацией и не рассказали актрисе Ананко, что я бросила Павлика». Я зазвал ее на кухню – бедная девочка не посмела отказаться – и напоил кофе. Пододвинул коробку конфет, предложил не стесняться. Она не посмела поднять на меня глаза, но конфеты ей, видимо, понравились, и о фигуре она беспокоилась меньше всего. – Сколько вам лет, Анечка? – вдруг спросил я. Она испуганно вздрогнула, перестала жевать, вспыхнула. Проглотила конфету и сказала неуверенно: – Двадцать один. – Прекрасный возраст! – фальшиво обрадовался я. Теперь нужно снисходительно похлопать ее по плечу и озабоченно посмотреть на часы – делу время, потехе час. Но я медлил, смотрел на нее со странным чувством, как человек, пытающийся вспомнить что-то – то ли чье-то полузабытое лицо, то ли оброненное когда-то слово, то ли жест, интонацию, взгляд. То ли себя в ее возрасте… Она неловко поднялась, не допив кофе. Похоже, я испугал ее – удивительно несовременная девица. – Мне пора… меня ждут! – Кто? – не удержался я. Ей не пришло в голову, что можно не ответить, а лишь загадочно пожать плечами (именно так бы и поступила актриса Ананко!) – какое, собственно, тебе дело? – Миша. Он во дворе. – И на всякий случай напомнила: – Это мой жених. – Жених? Зовите сюда жениха! – Не нужно, – смутилась она. – Он не пойдет. Спасибо, но мне пора, честное слово! Мы идем в кино. Я сунул ей коробку с оставшимися конфетами, она запротестовала было, но потом взяла, прижала к груди. С облегчением попрощалась и выскочила за дверь. Помчалась вниз, как и в тот раз, даже лифта ждать не стала. А я стоял, смотрел ей вслед, слушал торопливое, затихающее внизу цоканье молодых копытец и испытывал удивительное чувство… даже слова не подберешь сразу – умиления, что ли. Поймал себя на том, что рот мой растянут до ушей. Славная девочка… Потом позвонила мама. Она – человек деликатный, никогда не бьет в лоб, а заходит издалека. – Приятная женщина, – сказала она, словно продолжая прерванный разговор. – И мальчик славный. А эта воспитательница… ее зовут Анечка, она так плакала! Она боится, что Рената пожалуется ее начальнице, но я сказала, что все в порядке, никто никому ничего не скажет. А Павлик спросил, кто его сегодня заберет… Кстати! А кто его сегодня заберет? У актрисы спектакль до одиннадцати, потом, как я понял, мы встречаемся… – Я могу забрать, он славный мальчик, – сказала мама слегка вопросительно, не дождавшись ответа. – Неудобно… как-то, – промямлил я. – Может, у нее есть кому забрать… – А ты позвони и спроси, – предложила она. – У меня нет ее телефона, – соврал я. – Ма, ну что ты в самом деле… Зачем он тебе? И тут она всхлипнула и снова повторила, как у нее болит сердце за меня, за мою несчастную неприкаянную жизнь и одиночество. Я положил трубку на стол и стал мыть чашки, краем уха прислушиваясь к неясному бормотанию. – …и я все время… об этом… Артюша… знаешь… если бы… папа… еще Казимир… Я сложил чашки в сушилку. Поднес трубку к уху: |