Онлайн книга «Золотые ласточки Картье»
|
– После родов располнела, – призналась она, скромно потупившись. – Гормоны. – Конечно. Он сел, поскольку разговаривать лежа было неудобно. Он чувствовал себя до отвращения беззащитным, пусть бы и сама мысль о том, что Машка причинит ему вред, была смешна. Она же сидела, теребила волан на юбке, вздыхала. – Нет, я не думаю, что она сбежала, – сказал он. – Сбегают от мамки-папки или, на худой конец, от муженька. А Маргоша была свободна. Если бы захотела уйти, то пожалуйста. Держать бы ее никто не стал. Забрала бы сумки и… – У нее очень дорогой чемодан, – Машка вздохнула и сгорбилась. – Не только чемодан. Ты, наверное, не знаешь, но она много тратила… на шмотье и вообще… она всю жизнь мечтала жить красиво. – Дура. – Не дура, просто… несчастная очень. С этим он мог бы и поспорить. Кто мешал Маргоше стать счастливой? Никто. Вышла бы за Стасика, пожила бы пяток лет в комнатушке съемной, в той, в которой они с Васькой ютились, пока дело подымали. Зато после была бы в шоколаде. Небось Стаськина супруга локти себе кусает от злости. – У нее мало что осталось, – Машка вновь вздохнула. Как-то у нее получалось вздыхать печально, едва ли не трагически. – Она очень рассчитывала на Ваську. – Не только она. – Да, но… я не о том. Я о другом. Она отсюда не ушла бы, особенно если без вещей… Я думаю, что случилось страшное. – Что? – Не знаю… ее убили. Интересно, откуда эта мысль взялась в Машкиной пустой голове. Не сама же собой возникла… или сама собой? Вариантов-то немного. И пожалуй, ему и вправду следовало бы разыграть отъезд, но не подумал… а вот с Машкой… – И кто? – Не знаю, – так же ответила она и, понизив голос, добавила: – Анна… – Что? – это он не готов был услышать. – При чем здесь Анна? – Как при чем? Мстит! Ты… ты только не смейся! Я в кино такое видела! Там тоже девушку убили, и дух ее не мог себе покоя найти, пока не отомстил всем виноватым… и теперь вот… – То есть, – от смеха он губу прикусил, сдерживаясь с немалым трудом, – ты полагаешь, что призрак Анны что-то сделал с Маргошей? Машка кивнула. – Ты тоже думаешь, что я… дура? Дура, еще какая, это всем было ясно изначально, но с Машкой мирились. Где-то с ней даже забавно было, да и, несмотря на дурость, была она незлой, но напротив, весьма даже сострадательной. Легкой в общении. В компании Маргоши и Ники легкости недоставало категорически. – Послушай, – он взял Машку за руку, пухлую такую руку с длинными розовыми ногтями. – Даже если допустить, что Анна вдруг… воскресла… ну, или стала духом… – Полтергейстом! – Ладно, полтергейстом. Ты сама подумай, за что ей Маргоше мстить? Убил мужчина. – Я… – Машка сглотнула и призналась: – Мне кажется, Маргоша знала, кто ее… с самого начала знала и ничего никому не рассказала. И хорошо. Тогда, много лет тому назад, он был неопытен и вряд ли сумел бы справиться с Маргошей и избежать ненужного внимания. Взяли бы… но стоит ли думать о том, чего не случилось? – И еще Ника… – А что Ника? – Ему подумалось, что, кажется, в этой компании он многого не видел, не понимал. – Она тоже… знает? Не знает. Ника стерва похлеще Маргоши, и догадывайся она о том, что случилось на самом деле, уж не отказала бы себе в удовольствии знание сие использовать. – Нет, – подтвердила его догадку Машка и кулачки стиснула. – Но она хотела, чтобы Анна умерла… понимаешь, я… это уже давно было, но я слышала… и теперь вот… – Рассказывай, – он подавил зевок. Вот что его в Машке бесило, так это ее вечная неспособность правильно подобрать слова. Она вздыхала, мямлила и ныла, перемежая полезную информацию с пустой, о собственных бесконечных проблемах. Но ныне Машка, верно, от страху заговорила спокойно. Машеньку любили родители. И не только родители, но дяди, тети и даже зловредная соседка с первого этажа. Машенька с ней здоровалась и не боялась соседкиной облезлой собачонки, которая всякого облаивала с остервенением. Машку любили друзья за спокойный характер, школьные учителя и, казалось, все люди, с которыми Машке только приходилось встречаться. И она пребывала в счастливой уверенности, что люди, ее окружающие, сами по себе замечательны. В университете не то чтобы Машка испытала потрясение, столкнувшись с действительностью, скорее уж эта действительность ее разочаровала. Люди были злыми. Нет, к Машеньке по-прежнему относились если не с любовью, то с глубокой симпатией, а вот друг к другу… И почему-то особенно злыми были девушки. – Не понимаю, – сказала Машенька как-то. Это был обыкновенный вечер и обыкновенный разговор на кухне Никиной квартиры, которая самой Машке казалась огромной. Ее-то родители пусть и не бедствовали, но этакие хоромы снимать не стали, рассудив, что лучше на сэкономленные деньги Машеньку потом в Турцию отправят отдыхать. Или в Египет. Главное, что Машенька вынуждена была делить съемную однушку еще с двумя однокурсницами, которые, странное дело, несмотря на уверения в дружбе и взаимной симпатии, так и норовили испортить Машенькины вещи. – Чего не понимаешь? – спросила Ника, прикусывая мундштук. Курить она начала недавно, решив, что сигареты замечательно вписываются в новый ее взрослый образ. К нему прилагались платья в обтяжку и туфли на огромной платформе. – Ты терпеть не можешь Марго, а она с трудом выносит тебя. Тогда почему вы вместе? Машенька не курила. Она знала, что от сигарет портится цвет лица и зубы, вон у отца совсем желтыми стали. – Интересный вопрос… – Ника выпустила струйку дыма. – Иногда ты кажешься такой дурой… И вовсе Машенька не дура. Да, учеба дается ей нелегко, но она старается. А что до остального, то люди странные, но с этим Машенька смирилась. – Прости, но на правду не обижаются, – пепел Никуша сбивала ноготочком, и он падал на скатерть, а Никуше было все равно. – Ты – дура, Марго – стерва… Мир вообще несправедлив. Я просила папашу в приличный столичный вуз меня устроить, а он сказал, что на приличный и столичный у меня мозгов не хватит, если самой поступать, и запихнул сюда. Никуша фыркнула, и Машенька поняла, что на отца она обижена, несмотря на то, что он снимает эту квартиру, оплачивает и прочие Никушины прихоти, и даже обещал машину купить. Машенька вздохнула. У ее отца была почти новая иномарка, но к ней Машеньку допускали только в статусе пассажирки. И единственный раз, когда она заикнулась об учебе на права, отец едва ли не скандал устроил: мол, нечего бабе за рулем делать. И вообще, на дорогах опасно. |