
Онлайн книга «История любви в истории Франции. Том 7. Наполеон и его женщины»
Но Жозефине было не до политики. Она и не замечала триумфальных арок. С искаженным лицом, с полубезумным взглядом, она думала: «Если я увижу его первая, я спасена». * * * Прибыв в Лион, удивленная Жозефина увидела, что рабочие разбирают портики, обвитые цветами, и свертывают полотнища с торжественными приветствиями генералу. В чем дело? Обескураженная Жозефина остановила карету и, откинув шторку и высунувшись в окошко, спросила одного из рабочих: — Я — гражданка Бонапарт. Почему снимают флаги и украшения? Тот посмотрел на нее удивленно: — Потому что праздник кончился… — сказал он. У Жозефины потемнело в глазах. Она с трудом прошептала: — А Бонапарт? Другой рабочий отозвался, удивленно подняв брови: — Генерал Бонапарт проехал два дня назад… Бедняжка почувствовала, что почва ускользает у нее из-под ног. Не в состоянии окончательно поверить в крушение своих планов, она пробормотала: — Не может быть! Я еду из Парижа и не встретила его по пути… Рабочий захохотал: — Дорогая моя дама, есть ведь две дороги. Вы ехали бургундской, а генерал — бурбонской… Не чувствуя тряски кареты, Жозефина, мертвенно-бледная, осунувшаяся, размышляла о своем положении. Впервые в жизни она осуждала себя за глупость, опрометчивость и распущенность. Она, такая мастерица плутней, такая ловкая и изворотливая, покинута, обманута, отвергнута человеком, которого радостно приветствует вся Франция, который, наверное, завтра займет место Барраса, — а она променяла его на какого-то красивого дурака, умеющего только заниматься спекуляциями да отпускать пошлые каламбуры… И она так легкомысленно афишировала свою связь с Ипполитом Шарлем, разгуливая с ним по бульварам Парижа, не думая о том, что семья Бонапарта следит за ней и сообщает ему обо всем… Жозефину пробрала дрожь. Угроза развода была страшна женщине тридцати семи лет, увядающей, с испорченными зубами, с поблекшей кожей… А двое детей, которых надо обеспечить? А долги, которые она сделала, купив Мальмезон и обставив роскошной мебелью особняк на улице Виктуар, а долги на приемы, на наряды? Если Бонапарт ее отвергнет, чем она будет жить? Ни Баррас, ни Гоне не захотят заплатить полмиллиона франков и содержать двух детей в обмен на увядающие прелести и покрытые румянами морщины на лице… Совершенно подавленная, она молча плакала… * * * В это время Бонапарт в сопровождении Евгения Богарнэ прибыл в Париж и сразу ринулся на улицу Виктуар, чтобы увидеть Жозефину. Он не сомневался, что его ждут, и дом сияет праздничными огнями. Когда его карета остановилась во дворе особняка Шантерен, корсиканец забыл все разоблачения Жюно, все свои подозрения, испытанные в Каире, и мечтал лишь об одном — обнять и прижать к сердцу любимую жену. Он выскочил из кареты, вбежал в дом и оцепенел в изумлении: вестибюль был пуст и не освещен. Он позвал, начал открывать одну дверь за другой: комнаты были пусты и холодны. Взбешенный. Бонапарт поднялся по лестнице и увидел слугу: — Где моя жена? — Она уехала встречать вас… — Ложь! Она у любовника! Упакуй ее вещи и выставь их на лестницу — пусть забирает. В этот момент появилась Летиция. Со слезами на глазах она обняла сына и разразилась гневной речью против Жозефины, которую несколько раз назвала. «шлюхой»… Потом приехали Жозеф, Люсьен, Элиза и Полина и, в свою очередь, осыпали обвинениями отсутствующую. В этот вечер Бонапарт твердо решил развестись… На следующий день пришел с визитом Колло, богач и поставщик итальянской армии, финансовый соперник Уврара и Рекамье. Он застал Бонапарта у камина, в котором пылал большой огонь; вид у генерала был подавленный. Не в силах сдержать свои чувства, Бонапарт рассказал Колло о своем решении и его причинах. Если верить Бурьену, описывающему эту сцену, Колло даже привскочил: — Да Вы что? — воскликнул он. — Вы хотите разводиться с женой? — Разве она этого не заслужила? — Не возражаю, но разве сейчас такое время, чтобы этим заниматься? Вы принадлежите Франции, отдайтесь ей целиком. Ее взоры устремлены на Вас, она ждет, что каждое мгновенье Вашей жизни будет отдано спасению родины, — а Вы собираетесь заняться домашними дрязгами, свести на нет свое величие. Вы станете в глазах французов персонажем Мольера. Простите ее грехи или отошлите ее потом, когда неотложные дела будут завершены! Сейчас Ваш долг — возродить Францию, поднять ее из руин. Потом Вы будете иметь тысячи возможностей расправиться с женой; но сейчас у Франции нет иного спасителя — только Вы! А Вы знаете французов — прослыть смешным в начале своей карьеры — это дорого Вам обойдется! — Нет! Мое решение принято. В этом доме она не появится больше. Плевать мне, что будут говорить. Ну, поболтают день-два. Едва ли каждый третий услышит об этом. Что такое развод накануне грядущих событий? А мой и вовсе не заметят: я останусь жить здесь, она переедет в свой Мальмезон. О том, почему мы расходимся, общеизвестно. — Какой пыл! — удивленно воскликнул Колло. — Теперь я уверен, что Вы еще влюблены. Она приедет, повинится, разыграет раскаяние, и Вы ее простите… Бонапарт вскочил с места, как ужаленный. — Простить? Никогда! Вы меня не знаете! Скорее я вырву свое сердце из груди и брошу его в огонь! — вскричал он, актерским жестом приложив руку к груди и протянув ее потом к пылающему в камине огню. * * * Дорожная карета Жозефины доставила ее в Париж только на следующий вечер. Смущенная консьержка остановила Жозефину у дверей особняка на улице Виктуар: — Генерал запретил Вас пускать.. — пробормотала она. Жозефина плакала, колотила в дверь, распростерлась, рыдая, на лестнице. Потом, прижавшись к дверной щели, она молила, просила прощения, напоминала мужу об их любви, об упоительных ночах сладострастия, о нежных ласках, беспрерывно тихо стонала, уверенная, что Бонапарт в своей комнате прислушивается к звукам у входной двери. Через час добрая служанка Агата, которая тоже рыдала на лестнице, с другой стороны двери, решила позвать Гортензию и Евгения, чтобы они попробовали смягчить Бонапарта, и они, заливаясь слезами стали умолять его в высоком стиле эпохи: — Не покидайте нашу мать! Она умрет, и мы, которых эшафот в детстве лишил отца, сразу лишимся и матери, и второго отца, посланного нам Провидением! Тогда Бонапарт открыл дверь. Бледный, с горящими глазами, он раскрыл объятия Жозефине, которая к нему устремилась. Послушаем его собственный рассказ: «Я не могу спокойно глядеть на плачущих; слезы двух злополучных детей взволновали меня, и я сказал себе: разве они должны страдать за провинности их матери? Что я мог поделать с собой? Каждый мужчина имеет какую-нибудь слабость…» |