Книга Навеки моя, страница 40 – Шарлин Рэддон

– Доброе утро, – сказал он, и уголок его рта приподнялся в улыбке.

Она сразу же поняла, что лежит в постели, распростершись на нем, и что его тело так же бесстыдно обнажено, как и ее. Воспоминания обрушились на нее, как приливная волна, и она покраснела с головы до ног. Когда же она попыталась высвободиться, он только крепче прижал ее к себе.

– Убегать уже слишком поздно, – поддразнил он ее. Она в упор посмотрела на него, заметив синие круги у него под глазами и неестественную натянутость кожи на лице. Совершенно очевидно, что пока она спала – в изнеможении от его невероятных ласк – он бодрствовал, прижимая ее к себе и… что «и»?

– Вы не спали, – сказала она. – Вы расстроены? Вы хотели бы, чтобы я оставалась на чердаке?

Темные глаза закрылись:

– Нет, я не пережил бы, если бы ты была не со мной, – слова были произнесены напряженным хриплым шепотом, свидетельствующим о его внутренней боли. – Я хотел бы встретить тебя на семь лет раньше.

– Но я тогда была совсем ребенком.

– Да, я знаю.

Его большая рука крепко прижала ее колено к его горячей плоти. Он крепко зажмурил глаза, выражение его лица было близко к исступленному восторгу, потом он передвинул ее ногу ниже. Когда его глаза открылись, в их черной глубине она увидела сожаление, желание и боль. Внезапно ей стало совершенно ясно, на чем покоилась ее нога. Она испуганно охнула и залилась краской.

– Ох! Я-я не хотела…– запинаясь от смущения, пробормотала она. – Я не поняла, что…

Бартоломью хрипло рассмеялся и на мгновение крепко прижал ее к себе:

– Я не возражаю, поверь мне.

В ее голубых глазах ясно читались тревога и забота:

– Но вы выглядите так, как будто вам больно.

– К чему-чему, а к боли я давно привык, – он посерьезнел, и в глазах у него снова появилось мученическое выражение.

– Почему? Откуда она берется?

Он удивленно взглянул на нее, потом улыбнулся и покачал головой:

– Я все время забываю о том, какая ты невинная.

– Уже не такая невинная, какой я была вчера.

Он улыбнулся, но в голосе его сквозило сожаление:

– Да, ты уже никогда не будешь такой невинной, как прежде.

– Я рада этому, – она застенчиво посмотрела на него из-под полуопущенных ресниц, но в улыбке ее таилась капелька бесстыдства. – Мне понравилась прошлая ночь.

Бартоломью приподнял ее лицо и наклонился, чтобы поцеловать ее:

– Я тоже рад.

– Правда? Я имею в виду, вам на самом деле понравилась прошлая ночь?

– Да, нимфа, это понравилось мне больше, чем что-либо во всей моей жизни.

– Даже несмотря на то, что вы не внесли семя? Он снова коротко рассмеялся:

– Даже в этом случае.

Тишина простерлась между ними, как натянутая тетива, Эри лениво перебивала пальцами волосы у него на груди.

– В чем дело, маленькая нереида? Я слышу жужжание незаданных вопросов в твоей головке.

Она прочистила горло, но прошло еще несколько секунд, прежде чем она наконец заговорила:

– Я просто подумала…

– Подумала о чем?

– Чувствовали ли вы то же, что и я, прошлой ночью? Он погладил ее по щеке и внимательно всмотрелся в ее любопытные глаза:

– Целью вчерашней ночи было показать вам часть того, что происходит между мужчиной и женщиной в супружеской постели. Что я при этом чувствовал, значения не имеет.

– Но…

Он прервал ее, закрыв ей рот коротким поцелуем, раз и другой на мгновение коснувшись ее губ, а затем принялся за дело всерьез. Языком он обвел щедрые очертания ее рта, целуя ее в уголки губ и в родинку на верхней губе, пока она сама не подставила ему полураскрытые губы. Когда ее язычок высунулся, чтобы сразиться с его, его пронзило горячее, жгучее желание, которое исторгло стон у него из груди. Дыхание вырывалось у него неравномерными вздохами.

Эри придвинулась ближе, наслаждаясь ощущением близости его тела. Ее колено приподнялось выше. Только когда Бартоломью рукой остановил его движение, она поняла, куда метила – этот горячий, твердый, загадочный стержень, на который она натолкнулась раньше.

– Если ты хотите моей смерти, – прошептал он, прижавшись к ее губам, – милосерднее будет воспользоваться ножом.

– Я причинила вам сильную боль коленом?

– Нет. Просто прикосновения такого рода возбуждают волка, пожирающего мои внутренности из-за того, что он не может добраться до вас.

– Волка? – она недоуменно подняла брови. – Который хочет меня съесть? Я не понимаю, Бартоломью.

Она засмеялся:

– Конечно, ты не понимаешь. Не обращай внимания. Бартоломью попытался притянуть ее к себе, чтобы поцеловать еще раз, но она вырвалась.

– Не будьте так снисходительны, Бартоломью. Вы почему-то страдаете, и это связано со мной, с тем, что мы делали прошлой ночью, я должна знать почему.

Бартоломью тяжело вздохнул:

– Возникает определенное… неудобство, когда мужчина возбуждается, а затем не может освободиться. Не беспокойся об этом, нимфа. Я справлюсь.

– Что вы имеете в виду… освободиться?

– Это то, что случилось с тобой прошлой ночью, когда ты достигла вершины наслаждения. Когда оно стало настолько сильным, что начало граничить с болью, а затем прорвалось. Когда такой точки достигает мужчина, его семя изливается в тело женщины.

– О, теперь я понимаю. Вы не были внутри меня, так что вы не могли излить свое семя. Ваше тело – волк – воспламенилось, а теперь оно наказывает вас за то, что вы обманули его.

Смех Бартоломью был сухим и неискренним:

– Очень точное описание.

Эри оперлась на локоть. Глядя вниз на него, она провела ладонью по его заросшему щетиной лицу:

– Я не хочу, чтобы вы страдали из-за меня, Бартоломью. – Он нежно очертил пальцем контуры ее сочного рта:

– Это того стоило.

– Но разве нет способа…

Он быстро притянул ее голову к себе, чтобы поцеловать и оборвать ее речь:

– Мы уже обсуждали это, – прошептал он, целуя ее. – Я не возьму твою невинность и не испорчу тебя для замужества, Эри.

Ее губы сжались в тонкую линию, но она ничего не сказала. Секунду спустя она оторвалась от него, перекатилась на край кровати и встала. Он с неохотой отпустил ее, глядя, как она поднимается на ноги.

В свете раннего утра ее тело выглядело еще более красивым, чем в сумраке ночи. Спина ее была прямой, с грациозно изогнутым позвоночником. От плеч ее фигура сужалась к тоненькой талии, затем нежно переходила в женственную округлость бедер и твердые ягодицы. Она стала через голову надевать халат, мешая ему смотреть на нее. Но было уже поздно. Кровь закипела у него в жилах и особенно там, между бедер. Он стиснул зубы, чтобы сдержаться и не увлечь ее обратно в постель. Погрузиться в жар ее тела и познать экстатическое чувство овладения ею, опьяняющее торжество, которое, он знал, превосходит все, что ему приходилось испытывать в жизни. Пальцы рук впились в ладони, и все его тело напряглось, готовое к прыжку, как изголодавшийся волк, пожирающий его внутренности.