Книга Разбойник и леди Анна, страница 4 – Джин Уэстин

Джон приосанился. А в следующий момент почувствовал, как с него срывают рубашку тонкого фламандского хлопка, отороченную кружевами.

Дамы, стоявшие в толпе в ожидании каждодневного развлечения, издали громкие и восторженные вздохи при виде его обнаженной груди и скромно прикрыли глаза. Все, кроме одной. Это была леди в маске, сидевшая в золоченой карете. Она во все глаза смотрела на приговоренного.

– Правда ли, мой прелестный, но незадачливый герой, что вам не только удавалось улизнуть от магистратов короля в течение всех последних семи лет, но и наставить многим из них рога? – обратилась к Джону дама.

– Благослови тебя Господь, Нелл. – Он отвесил ей самый учтивый поклон, на который был способен. При этом петля на его шее затянулась, что было в данных обстоятельствах неизбежно.

– Как видите, моя прелесть, эго, вероятно, правда.

Она склонила в ответ золотистую головку:

– Вне всякого сомнения, сэр, ваше тело прекрасно. Но при этом у вас лицо ангела и торс дьявола.

Он снова отвесил поклон, сильнее натянув петлю. Но учтивость прежде всего, даже в столь неподобающем месте.

– А правда ли, – продолжала она, – что вы оказались перед судьями только потому, что сыграли роль в последнем спектакле Нелл Гвин в театре «Друри-Лейн» «Мадам Рампан, или Безумная»?

Он снова кивнул и процедил сквозь зубы:

– Вероятно, я поступил глупо, но слишком велик был соблазн выступить с великой актрисой.

Глаза дамы сверкнули:

– Значит, вы тот самый разбойник, о котором девицы в тавернах слагают непристойные стишки?

Голос ее дрогнул, и она перешла на кокни, на котором говорила во времена, когда в оркестровой яме Королевского театра ее прозвали Рыжей Нелл.

Жезл Джонни никогда его не подводил:

Как меч в бою, на ложе он служил по мере сил.

Толпа заулюлюкала и принялась скандировать: «Джентльмен Джонни, Джентльмен Джонни!»

Разбойник уставился наледи, на губах его зазмеилась улыбка, и он произнес речь, которую вскоре суждено было повторять всем от «Друри-Лейн» до Вестминстера.

– Едва ли это комплимент, мадам. Я дважды превосхожу достоинства того человека, что вы описали. А если бы вы смогли избавить меня от этой гнусной удавки, – он попытался ослабить петлю на шее, – то испытали бы наслаждение, которому позавидовала бы сама королева.

Толпа снова взревела, и теперь все взоры были устремлены к даме в маске.

– Прекрасно сказано, сэр разбойник!

– Хватит болтовни! – крикнул палач. – Тут вам не Королевский театр. Речь идет о серьезном деле, касающемся монаршей чести.

Он поднял бич и огрел по крупу лошадь, впряженную в повозку.

Джон Гилберт не сводил глаз с дамы. Она опустила маску, чтобы отереть с лица слезы.

Носильщик портшезов, затесавшийся в толпу, выкрикнул:

– Да ведь это сама Нелл Гвин!

– Не лей слез, Нелли, – крикнул Джон Гилберт. – Я умру, не сводя глаз с твоих губ.

Послышался бой барабанов. Бич палача взвился в воздух, мертвая полная тишина окутала холм Тайберн. Умолкли даже птицы. Бич опустился на лошадиный бок.

В этот момент подъехала карета. Из нее вышел судья в мантии и поспешно направился к телеге смертника.

– Сегодня этот человек не встретится с Создателем! – провозгласил судья.

Джон, полностью отдавшийся созерцанию губ Нелл и находивший их пленительными и волнующими даже в последние минуты жизни, глубоко втянул воздух.

Палач попытался возразить:

– Этот человек приговорен, сэр Сэмюел. – Он запинался, что свидетельствовало о его разочаровании. – Где бумага о королевском помиловании?

Судья протянул ему пергамент, с которого свисала печать на красной ленте.

– Преступник не помилован, он остается в заключении под мою ответственность. Он должен показать нам, где спрятаны его сокровища. Не медлите. На королевской гербовой бумаге мое имя – гарантия того, что следует приостановить казнь. – Голос судьи звучал резко и сурово. – А теперь усадите его в мою карету, колодки с него не снимайте. Поспешите, любезный!

Кое-кто из толпы принялся аплодировать, другие что-то сердито забормотали: их лишили любимого зрелища.

Сэр Сэмюел бросил палачу золотую гинею, и у того будто выросли крылья.

Джон больше не чувствовал петли на шее, грубые руки схватили его и бросили в карету судьи, запряженную четверкой лошадей. Он выглядывал из окна, посылая воздушные поцелуи Нелл Гвин, обиженно надувшей губки.

Судья хмурился, наблюдая за Джоном.

– Я думал, вы будете благодарить Господа, а не такую женщину, – произнес судья. – Право же, сэр, вы хладнокровный плут.

Солнце зашло за облако, и начался ливень, карета кренилась на мокрой грязной дороге.

Разбойник состроил уморительную мину.

– К счастью, сэр, я холоднее того места, куда вы хотели меня отправить. Потому и хладнокровен, – ответил Джон.

На самом же деле горячая кровь в его жилах побежала быстрее. Он глубоко вдыхал воздух, впитавший запах зелени, омытой дождем, и теперь струившийся в окна кареты.

– Можете меня утопить, сэр, если я когда-нибудь пожалуюсь на эту славную английскую прохладу.

Он попытался было накинуть плащ, брошенный ему судьей, но тотчас же отказался от этого намерения.

– Не будете ли вы любезны снять с меня эти оковы?

– Нет, пока не прибудем на место. Вы столь же искусны в деле проникновения в кареты на большой дороге, как и в умении ускользать из них.

Джон с любопытством покосился на судью:

– Вы приговариваете меня к смертной казни, а на следующий день освобождаете. Может, объясните почему?

– Я не стану сейчас ничего объяснять, немного погодя, не настаивайте, – сказал судья, внимательно глядя из окна кареты на дорогу, теперь шедшую параллельно Темзе. Карета преодолевала милю за милей, судья все так же упорно отказывался отвечать на вопросы Джона. Наступило молчание, и разбойник откинулся на сиденье, стал размышлять о том, как бы ему ускользнуть. Если судья намерен вымогать у него его сокровища, сэру Сэмюелу предстояло испытать горькое разочарование. Джон Гилберт отдал свой последний грош Нелл на ее новый театральный костюм.

Уже стемнело, когда они подъехали к маленькой бревенчатой крытой соломой придорожной гостинице недалеко от Оксфордской дороги.

Судья вынул ключи из кармана жилета и неуклюже наклонился, чтобы разомкнуть оковы на ногах узника. Джон улыбнулся, глядя на убеленную сединой голову старика.

– Вне всякого сомнения, вы верховный судья, сэр Сэмюел, но никуда не годный тюремщик. Ведь я без труда могу с вами справиться.